Дом с неизвестными
Шрифт:
Да, это было так. Недавно в центре Троицкого валялся мусор, не горели фонари, все увеселительные заведения были закрыты с июня 1941 года, а на улице Текстильщиков чернели воронки от разрыва немецких бомб. Теперь же все стало по-другому.
Потягивая вино, Аристархов любовался девушкой. Она обладала потрясающей внешностью. Милое личико и прическа очень напоминали Сергею известную на весь мир красавицу-актрису Вивьен Ли. Стройная, чуть выше среднего роста. Локоны шелковистых волос спускались до плеч, обрамляя чистое светлое лицо. Пухлые губки, немного вздернутый прямой носик, карие глаза в вуали бархатных ресниц под изогнутыми
Девушка замечала интерес Сергея и смущенно краснела. Подлив еще вина, он вознамерился сказать комплимент, да запнулся, потому что спутница вдруг насторожилась.
– Кто это поет? – шепотом спросила она, прислушиваясь к приятному мужскому баритону.
Ниже летней веранды, в районе ее бокового входа со стороны набережной расположился гармонист и принялся развлекать публику исполнением популярных песен.
– Понятия не имею, – пожал плечами Аристархов. – Какой-нибудь местный шут решил подзаработать…
Но нет, на шута музыкант не походил. Он определенно обладал незаурядными способностями, а его голос был сильным и приятным. Многие гости ресторана, позабыв о напитках и закуске, заслушались чудесным исполнением:
В час роковой, когда встретил тебя,Трепетно сердце забилось во мне,Страстно, безумно тебя полюбя,Весь я горю как в огне…– Мой любимый романс! – воскликнула Мария, сжав ладонь Сергея.
Он тоже когда-то его слышал, но не помнил ни автора, ни слов. Подивившись ее детской восторженности и странной любви к музыке, Сергей спросил:
– И как же он называется?
– «В час роковой». Разве ты не знаешь?
– Запамятовал. Но отныне обязуюсь заучить, – отшутился Аристархов.
И вдруг сделался серьезным – к столику подошел молодой худощавый парень с копной прямых непослушных волос.
– Разрешите пригласить вашу даму? – вежливо, но слегка развязным тоном обратился он к Сергею.
«Блатной, что ли? – окинул он паренька оценивающим взглядом. – Наколок не видно, фиксы не блестят, но говорит странно».
Он не возражал. Дело оставалось за дамой.
Но та мягко отказалась:
– Извините, я не танцую, – улыбнулась она незнакомцу. И положила прохладную ладонь на руку Сергея, чем окончательно его пленила.
В половине одиннадцатого к столу подскочил официант, одетый по ресторанной моде сытых 1930-х годов: широкие черные брюки, белая сорочка под темно-серой жилеткой, черный галстук, холщовый белый фартук и неизменная салфетка через согнутую руку.
Сергей попросил счет и расплатился за ужин; парочка направилась к выходу. Когда спускались по скрипучей деревянной лестнице под желтый уличный фонарь, он аккуратно держал Марию под локоток и сгорал от нетерпения. Ведь этот чудный вечер обязан был закончиться долгожданной близостью. По-другому и быть не могло. Иначе зачем она согласилась на головоломную авантюру и вместо Смоленска приехала в Троицкое?..
Справа от асфальтовой дорожки на травянистом
– Какая жалость! – Мария заглянула в свою сумочку. – У меня нет с собою денег…
– Не беда. – Аристархов полез за портмоне.
Выудив купюру, подал девушке. Та схватила ее и опустила в футляр, не забыв поблагодарить:
– Спасибо. Вы прекрасно исполняете старинные романсы.
Музыкант в солдатской гимнастерке кивнул и как-то странно посмотрел на нее. Точнее, повернул голову в ее сторону, будто прислушиваясь.
Отойдя на несколько шагов, Мария шепнула:
– Он еще и слепой! Представляешь?!
Сергей вздохнул:
– Да-а… Повезло с талантом, но не повезло на войне…
Старшая сестра Марии Ольга, с рождения проживавшая в Смоленске, третьего дня получила от нее подробное письмо. Ольга была замужем, растила пятилетнего сына; устроенная жизнь ее текла привычно и размеренно. Письма от младшей сестры приходили регулярно, но все они были на один лад – из разряда дежурных ежемесячных весточек: две-три последних новости, столько же жалоб на занятого пожилого муженька и столько же вопросов о житье в провинции. И вдруг странное послание совершенного иного толка.
«Милая, любимая Олюшка! – повествовал ровный и убористый почерк Марии. – Умоляю, не осуждай меня и сделай все, как я прошу ниже…» Далее в письме излагалась подробная инструкция, объяснявшая, что и когда должна исполнить Ольга.
Ничего особо сложного для себя Ольга в инструкции не нашла. Следуя первому пункту наставления, на второй день после прибытия в Смоленск обозначенного поезда из Москвы Ольга забежала на почту и отправила на Московский адрес семейства Мирзаян телеграмму.
«Дорогой Анастас, доехала нормально, – написала она на бланке серого тонкого картона. – Сегодня целый день провела в больнице возле сестры. Выглядит она неважно, но врачи обещают выздоровление. Пока остаюсь при ней. Целую. Твоя Мария».
Дачные поселки, где коротала свободное время советская интеллигенция – академики, генералитет, партийное и государственное руководство, деятели искусства – располагались в лучших местах Подмосковья. Жуковка, Баковка, Снегири, Валентиновка, Жаворонки, Троицкое, Николина Гора, Переделкино… Задолго до войны строительные организации тянули в эти поселки магистральные водопроводы, обеспечивали канализацией и хорошими дорогами.
Первый этаж дачи Аристархова, не считая застекленной веранды, состоял всего из двух комнат: просторного зала и уютной спальни. Была еще небольшая ванная комната с туалетом, раковиной и душем. Кухни на даче не было вообще, но молодой хозяин об этом не сожалел. Много ли ему было надо? На веранде от старых хозяев осталась электрическая плитка, на которой можно было вскипятить чайник, сварить кофе или пожарить мясо с овощами.