Дом серебряной змеи

От авторов:Работа "Дом серебряной змеи" показывает взгляд на те же события, рассказанные Дж. Роулинг, только с другой стороны. В каноне основной упор был на факультет Гриффиндора. А что произойдет, если национальный герой послушается Шляпу и поступит на Слизерин? Так ли ужасен Ужас Подземелья? Или со своими змейками он превращается в другого человека? Что будет, если дети будут пользоваться своей головой по назначению и не будут стесняться просить совета и помощи у взрослых. А кроме канонных загадок юные шалопаи найдут еще загадки Основателей? Кто победит: холодный расчетливый ум или детская непосредственность, помноженная на непредсказуемость. 

***

 Глава 1. Знакомство с волшебным миром.

Гарри сидел в чулане под лестницей и думал. Думал о своей жизни. О том, как Дурсли издевались над ним. Вроде бы что такого: уронил стул рядом с ногой дяди? Опоздал подать завтрак на одну минуту? Сегодня же выходной! Куда спешили? Чуть что: «Гарри!», «урод!», «неблагодарная тварь», «ненормальный», «чтоб ты сдох»… Сколько он себя помнил, он всегда жил у дяди с тетей и их родным сыном. Только лет с трех жил на правах прислуги: чтобы поесть, надо было убрать комнаты, одежда только та, из которой вырос «Дадличек»… Дадличек-то вырос, а одежда для Гарри всё равно была велика раза в два. Про своих родителей он знал только то, что ему говорила тетя в приступах ярости: мать — не работала, отец — пьяница, на что они жили — неизвестно. Один раз они возвращались домой на машине, отец был беспробудно пьян, и машину занесло на скользкой дороге. В результате родители мертвы, а он выжил, отделавшись только шрамом. Вот только чем старше Гарри становился, тем больше у него возникало вопросов по этому моменту… Если родители не работали, то откуда машина и деньги на бензин? Возвращались домой, значит, где-то есть его дом, оставшийся от родителей, а дядя с тетей про него ничего не говорят. Хотя, может, и хорошо, что не говорят. Вдруг заставили бы продать, чтобы заплатить за проживание у Дурслей. Да и дом содержать тоже недешево… Значит, деньги в семье были. Значит, или мама работала, или отец не пил. Машину занесло на скользкой дороге, а откуда они ехали? Да и отец знал же, что везет маленького ребенка, вряд ли гнал бы… Как они могли умереть, а он отделаться только шрамом, да ещё такой формы? Это обо что он стукнулся так фигурно? Потом. Если была авария, то почему его просто, как говорит тетя, подкинули на крыльцо ночью? А где была полиция? Скорая? Кто хоронил родителей, если тетя не знает, где их могилы? Почему тетю не вызвали в полицию в связи со смертью сестры? Почему им не занимались органы опеки? В общем, вопросов — море. А ответов… Да и вопросы эти стали всплывать у Гарри только последние два года. Когда одна молодая учительница поинтересовалась, куда смотрят органы опеки: по одежде же видно, что за ребенком не следят. Гарри тогда очень удивился, что это за органы и почему они должны следить за ним? Объяснение вылилось в мини-лекцию и увольнение для учительницы. Единственное, что она успела сказать Гарри на прощание перед уходом: «Держись и учись! Живи своей головой! Пригодится! Не верь…». Чему или кому — сказать она уже не успела: директор лично вывел её из здания школы, посоветовав завязать с преподавательской деятельностью. Больше он эту мисс не видел, но слова запомнил. Постепенно философские вопросы на тему «как я докатился до такой жизни» перешли в более насущные: «как добыть еду». Всё-таки три дня без еды, да еще и с тяжелым физическим трудом даже для его привыкшего организма — слишком. Но все его размышления разбились о звук дверного молотка.

«Интересно, кто мог прийти к Дурслям без предупреждения? Обычно тетя готовится к таким визитам часа два-три, чтобы всё было идеально. Особенно я. Идеально не высовывался и не подавал признаков жизни», — подумал Гарри, пытаясь рассмотреть в щелку визитера или хотя бы услышать, о чем пойдет речь. Всё-таки это было его единственным развлечением. Ну ещё днем иногда возникала возможность почитать что-нибудь, пока светло. Книги ему покупали так же, как и одежду. Поэтому его знания и увлечения лежали в самых различных областях выкинутых книг, купленных тому же Дадличке. Жалко только, что разрозненные.

Из коридора послышались сдавленные хрипы дяди Вернона, как будто он хотел одновременно наорать, проклясть и промолчать, что было совсем нехарактерно для него. Наконец-то эти хрипы сложились в более-менее понятные слова:

— Кто вы, черт бы вас побрал?! Что вам от нас надо?

— Я? Ну я… Эта… Рубеус Хагрид, я… Я… Эта… Собственно, к Гарри Поттеру. Он же получил письмо?

— К какому Гарри? Какое письмо? Что ВЫ вообще здесь делаете?

— Ну, так я же говорю… Меня прислал профессор Дамблдор, помочь Гарри собраться к школе. Вы же… письмо… ещё вчера должны были получить…

В этот момент в коридор вышла Петунья Дурсль и заставила всех пройти в гостиную, чтобы не вызывать еще больше вопросов у соседей. Разговор получился неимоверно долгим и малопродуктивным, отчасти из-за того, что Дурсли не хотели иметь дело ни с чем «ненормальным», отчасти из-за неумения полувеликана связать и трех слов. В аргументах родственников было всё: и нежелание связываться с «ненормальными», и «из-за таких, как вы, нам пришлось воспитывать это чудовище, поскольку его родители умудрились умереть», и «мы не потратим на его обучение ни пенса», и «он отправится в школу Св. Брутуса, там из него всю дурь выбьют», и ещё много чего… В аргументах Хагрида было: величие Дамблдора, величие Гарри Поттера, его принадлежность к волшебному миру («А почему мы тогда его воспитывали безо всякой помощи с вашей стороны?») и контракт между школой и его покойными родителями на обучение. Однако самым весомым аргументом стало то, что если не учиться контролировать дар, то магия может выйти из-под контроля и всех убить. После такого заявления Вернон самолично вытащил за шиворот племянника и передал его с рук на руки Хагриду.

Всю дорогу, пока они ехали на автобусе, как оказалось, до Лондона, Хагрид расписывал Гарри прелести магического мира, совершенно не обращая внимания на его вопросы. Первое время Гарри ещё пытался что-то спрашивать, уточнять… Но очень скоро ему надоела эта игра в одни ворота, и Гарри просто молча шел рядом, слушая своего сопровождающего и делая выводы. А послушать было что. Лейтмотивом всего повествования Хагрида было величие Дамблдора, благородность, честность, храбрость и дружелюбие Гриффиндора, хотя на вопрос: «Кто или что это?» — Хагрид не ответил, а также величие и слава самого Гарри, освободившего магический мир от одного очень темного волшебника. Все это вызывало у Гарри еще кучу вопросов, но один не самый радостный вывод маячил перед глазами, как британский флаг: его агитируют. Специально, грубо, «чтобы точно дошло», с большим количеством пряников и «заманушек» — значит, для чего-то его хотят использовать. Через полчаса такой жесткой агитации Гарри всё-таки удалось направить беседу в другое русло. Ну, почти другое. В сторону школы, в которую он должен поступить.

Если отбросить всю хвалу, пряники и междометия, когда Хагрид пытался что-то рассказать сверх заученного, то получилось следующее. Хогвартс — школа волшебства и чародейства, вроде бы единственная в Англии. Все ученики разделяются по факультетам: Гриффиндор — факультет храбрых и благородных; Равенкло — факультет умников; Хаффлпафф — трудяги и не самые умные; Слизерин — факультет темных волшебников, на котором учился самый главный злодей, убивший родителей Гарри. Однако отличаются ли программы обучения у факультетов, мальчик так и не смог выяснить. Ещё его грызло сомнение, что такое разделение в школе было изначально при Основателях. Так что и эта информация не вызывала доверия у не такого уже и ребенка.

Наконец, когда голова Гарри уже начала болеть от обилия несистематизированной информации и манеры общения его спутника, они подошли к грязному, обшарпанному серому зданию, от которого за милю несло неприятным кислым запахом.

«Ну вот ты и попался, Гарри, — подумал мальчик. — Развесил уши, поверил в волшебство, а тебя сейчас каким-нибудь работорговцам продадут… В вечное пользование, и вряд ли для работы садовником, поваром или уборщиком… Блин, у Дурслей точно лучше было бы…»

Паника начала поднимать голову и бить тревогу. Однако великан, не задумываясь, прошел вглубь бара к стойке раздачи и начал хвастать бармену и заодно, всем присутствующим, что ведет в Косой переулок самого Гарри Поттера, чтобы купить всё к школе.

«Он бы еще сказал, где я живу и номер счета, где деньги лежат», — недовольно подумал Гарри, прячась за спину Хагрида: почти все посетители повскакивали с мест и попытались пожать ему руку или хотя бы дотронуться.

— Хагрид, ты же говорил, что у нас не так много времени. А сам тут завис. Пошли уже, — решил ускорить события мальчик.

Хагрид, не очень довольный тем, что не удалось «пропустить стаканчик с хорошим человеком», тем не менее направился к другому, малоприметному выходу из бара. Постучав по каким-то только ему одному известным кирпичикам в стене, он отошел на шаг в сторону, позволяя увидеть изменения и Гарри, заодно наблюдая за его восторженной реакцией. И там таки было на что посмотреть! Кирпичи зигзагом разъехались в разные стороны, открывая вход на улицу.

«Мда… Действительно, Косой… Переулок…» — подумал Гарри, после того как его отпустило первое впечатление волшебства. — «Хоть бы здания подкрасили, что ли… Да и выровняли бы их…» — в общем, второе впечатление, как и от бара, было не очень…

— Хагрид, ты так и не ответил на мой вопрос: на какие деньги мы будем покупать мне всё это, если Дурсли не дали ни пенса? — строгим голосом спросил мальчик, потрясая списком.

— Дак, это… Зачем нам пенсы? Что это вообще такое? Нее… Нам нужны волшебные деньги: галеоны, сикли и кнаты — так называются наши деньги. А снять их можно в Гринготтсе. Видишь большое белое здание? Вот… Нам туда. Твои мамка и папка оставили тебе там в наследство сейф. Эххх… Пошли уже, что ли… — и они направились к банку.