Дом сна
Шрифт:
– Я так расстроилась.
– Нельзя, чтобы такие вещи тебя задевали. – Грегори наконец развязал шнурок и через простыню стиснул Сарину лодыжку. – Я думал, мы уже выше этого. Ты ведь большая девочка. – Он нахмурился. – Это правда случилось?
– Думаю, да.
– Да… но ты не уверена. Может, стоит на всякий случай записать?
Грегори сел за туалетный столик и достал из верхнего ящика тетрадь. Написал несколько слов, откинулся на спинку стула и принялся перелистывать страницы. Его лицо в зеркале расплылось довольной улыбкой.
– Знаешь, мне очень повезло, что я познакомился с тобой. Смотри, сколько материала
– Не слишком ли рано об этом думать? – спросила Сара.
– Чепуха. Начинать никогда не рано, если действительно хочешь добиться успеха.
– Но это же не гонка.
– В человеческой гонке, как и в любой другой, есть победители и проигравшие. – Грегори уже убрал тетрадь и теперь снимал рубашку. – Сколько раз я тебе об этом говорил?
К своему удивлению Сара отнеслась к вопросу серьезно.
– Раз пятнадцать или двадцать.
– Вот видишь, – Грегори был явно доволен статистикой. – И мои слова применимы ко всему – даже к умению подыскивать себе жилье. Ты не поверишь, но Фрэнк через неделю уезжает в Лондон, а еще не нашел квартиру. – Он недоуменно рассмеялся. – Как объяснить такое поведение?
– Ну, – отозвалась Сара, – возможно, ему не повезло, и у него нет отца, который купил бы ему квартиру в Виктории.
– В Пимлико, а не в Виктории.
– Какая разница?
– Во-первых, разница в двадцать тысяч фунтов. Мы очень тщательно выбирали район. Чтобы удобно было добираться до больницы. И чтобы соседи были добропорядочные. – Почувствовав невысказанное презрение Сары, Грегори добавил:
– Господи, я думал, что уж ты-то оценишь. Ты ведь будешь каждый уикенд ночевать там.
– Да?
– Ну, я так думал.
– Знаешь, мне надо готовиться к занятиям, да и других дел хватает. У меня в этом семестре практика в школе. Возможно, я буду занята.
– Не думаю, что подготовка к нескольким урокам займет так уж много времени.
– Некоторым все дается без труда. Но не мне. Я работяга.
Грегори сел рядом на кровать.
– По-моему, у тебя проблемы с самооценкой, – сказал он. – Тебе никогда не приходило в голову, что именно низкая самооценка не позволяет тебе чего-то добиться?
Сара некоторое время переваривала сказанное, но рассердиться не смогла. Вместо этого она вдруг вспомнила сцену на кухне.
– Я познакомилась сегодня с новым жильцом, – сказала она. – Его зовут Роберт. С виду очень приятный. Ты его знаешь?
– Нет.
Грегори, уже успевший раздеться до трусов, рассеянно скользнул рукой по ночной рубашке Сары, ладонь замерла на ее груди.
– Ты с ним не разговаривал?
Грегори вздохнул.
– Сара, я завтра уезжаю. Я буду жить в Лондоне. Зачем тратить время на знакомство с людьми, которых я больше никогда не увижу?
Он снял трусы, забрался на Сару и стянул с нее ночную рубашку, обнажив груди. Провел пальцами по соскам и принялся пощипывать их. Сара наблюдала за выражением его лица, пытаясь вспомнить, где она видела такое: лоб нахмурен в нетерпеливой сосредоточенности – совсем как в тот вечер, когда Грегори одновременно крутил ручки контрастности и синхронизации кадров на телевизоре в гостиной, пытаясь добиться хорошей картинки, чтобы посмотреть «Новости в десять». Сара припомнила, что на это у него ушло около двух минут, но сейчас не истекло и половины этого срока, как
– Послушай, Грегори, – сказала она. – Я не в настроении. Честно говоря, у меня совсем нет настроения.
– Все в порядке, я быстро.
– Нет. – Она высвободила руки и остановила движения его бедер. – Я не хочу.
– Но я ведь провел стимуляцию.
В его глазах читались обида и недоумение.
– Прочь, – сказала Сара.
– Что – из тебя, из постели или из комнаты?
Казалось, он искренне смутился.
– Для начала – из меня.
Секунду-другую он смотрел на Сару, потом недовольно хмыкнул и вышел из нее.
– Иногда ты такая эгоистка. – Он не слезал с нее, и Сара знала, что последует дальше:
– Закрой на минутку глаза.
Она смотрела на него – вызывающе и беззащитно.
– Что я вижу, подгляди. Давай, а?
– Грегори, нет. Не сейчас.
– Ну давай. Я же знаю, что на самом деле тебе нравится.
– На самом деле мне совсем не нравится. И никогда не нравилось. Сколько раз тебе говорить – мне никогда не нравилось.
– Это просто игра, Сара. Игра в доверие. Ты ведь мне доверяешь?
– Отпусти.
Грегори одной рукой стиснул ее ладони и снова прижал к подушке. Другая рука зависла над лицом Сары, растопыренные указательный и средний пальцы медленно приближались к глазам.
– Давай же, – повторил он. – Покажи, что ты мне доверяешь. Закрой глаза.
Подушечки его пальцев были так близко, что Саре не оставалось ничего другого – она рефлекторно зажмурилась. И через мгновение ощутила, как пальцы Грегори давят на прикрытые веками глазные яблоки; она чуть напряглась, поддаваясь хорошо знакомому страху. Сара умела справляться с этим чувством, и способ был простой – выбросить из головы все мысли о происходящем. Когда Грегори склонялся над ней, время словно останавливалось, и мысли Сары утекали к далекому, казалось (пока), прошлому: к самому началу их романа, когда она радовалась компании Грегори, когда их отношения еще не свелись к непрерывным ссорам и странным постельным ритуалам.
Как они перешли от того, что было, к тому, что стало?
Сара живо помнила, как они познакомились в буфете Центра искусств. Она не собиралась идти на концерт, но оставшиеся билеты распродавались по смехотворной цене, а перед началом кассиры и вовсе опустились до того, что бесплатно всовывали билеты прохожим – только чтобы публика собралась, и заезжий музыкант не умер от стыда. В программе значилось «Искусство фуги» Баха, а Сара ничего не слышала об этом произведении, от начала и до конца исполняемом на клавесине. В ее ряду сидел только один человек: худой, долговязый студент с темными волосами, коротко остриженными на затылке и висках; он сидел, неестественно выпрямившись, в твидовом пиджаке, галстуке частной школы и желтой жилетке – из кармана свисала цепочка от часов; с суровой сосредоточенностью он слушал музыку и временами без видимой причины то громко вздыхал, то раздраженно прищелкивал языком. Студент не обратил на Сару никакого внимания, и потому она очень удивилась, когда в антракте он подсел за ее столик; но еще больше она удивилась, когда после напряженного молчания, длившегося минуты две или три, он вдруг заговорил с рубленым шотландским выговором: