Дом солдатской славы
Шрифт:
Мы пересекли несколько дворов, и тут наше внимание привлекла группа женщин и стариков, стоявших около полуразбитого дома. Приблизившись, увидели страшную картину.
На земле лежала девочка лет тринадцати. Ее испуганные глаза были неподвижны и устремлены в бесконечную даль. От полуоткрытого ротика через щеку тянулась тоненькая струйка крови — уже застывшая, черная. В боку была рваная рана, левая ножка в ботинке была ниже колена раздроблена осколком бомбы.
Люди со слезами на глазах смотрели на безжизненное тело ребенка и совсем не обращали на нас внимания, а нам в их молчании чудился укор: «Как же случилось,
Две женщины бережно, словно в ребенке еще теплилась жизнь, подняли девочку и понесли к развалинам домика. Маркорян расспросил людей и выяснил, что отец девочки где-то на фронте, а в Красной Слободе она жила вместе с матерью и бабушкой. Мать погибла три дня назад, а старушка и ее внучка — сегодня. Кровь невинных детей звала к мести! Когда мы подошли к разбитому домику, что стоял у переправы, уже наступила ночь. На лица бойцов, собравшихся на берегу, ложились отблески сполохов с правого берега. Оттуда доносились взрывы, трескотня пулеметов и автоматов. Трудно было поверить, что на той пылающей земле уцелело что-нибудь живое. Но мы знали: Сталинград живет, борется и победит.
Ждать пришлось недолго. Подошел катер и начал высадку раненых, которых тут же на подводах и машинах эвакуировали дальше в тыл.
На левом берегу часто рвались мины и снаряды, но работа на переправе шла четко, без суеты. Мы с товарищами, усевшись на палубе, наблюдали за последними приготовлениями. Наконец катер дрогнул, почти бесшумно зарокотал мотор.
— Отчалили, — вздохнул кто-то из бойцов, и многие невольно еще раз посмотрели на левый берег, такой тихий, спокойный по сравнению с тем, что творилось на правом. Узкая полоска воды, отделявшая нас от песка, ширилась, росла. Катер развернулся и под небольшим углом заторопился к правому берегу.
Снаряды и мины то и дело поднимали на реке водяные фонтаны. Скрываясь под волнами и вновь появляясь на поверхности, проплывали мимо бревна, расщепленные доски, разбитые лодки. Горящими островками плыла нефть. Вверх по течению, метрах в восьмистах от нас, горело что-то: то ли катер, то ли баржа.
На середине реки катер взял левее и двинулся к берегу почти под прямым углом. В воздухе послышался нарастающий визг падающей мины и одновременно раздался предостерегающий крик: «Ложись!» Катер качнуло. Справа, почти у самого борта, с шумом поднялся столб воды и обрушился на нас. Солдаты, сидевшие ближе к правому борту, намокли с головы до ног. Кто-то выругался.
— Чего ругаешься? — произнес другой солдат. — Радоваться надо, что сюда не угодила.
— А чему радоваться, если вся махорка вымокла, — отозвался пострадавший.
— Махорка, она высохнет, — включился в разговор третий голос. — А плюхнулась бы сюда — тебе бы ни махорки, ничего другого не потребовалось больше.
— Поймать бы того фашиста, какой эти мины швыряет, да вниз головой в воду!
— Что фашиста. Гитлера бы самого сейчас сюда, в Волгу!
— Э, нет! Уж больно легкую казнь ты ему придумал. Его, стерву, посадить бы в железную клетку да бирку с надписью повесить: «Гитлер — человекоподобный зверь — людоед».
Катер толкнулся обо что-то и остановился. Приехали.
В штабе батальона
Горячим
На берегу, под обрывом, лежали и сидели бойцы и командиры в повязках, некоторые из них были буквально укутаны бинтами.
Стараясь быстрее разрядить скопление у переправы, представители подразделений небольшими группами уводили прибывших солдат в свои роты и батальоны. Нас встретил офицер 3-го стрелкового батальона Соловьев. Он повел нас в штаб, размещавшийся недалеко от берега в одном из зданий УНКВД.
— Путь небезопасен, — предупредил Соловьев, и в этом мы убедились: некоторое расстояние шли в полный рост, а потом пришлось ползти, плотно прижимаясь к земле.
Крутая лестница привела нас в подвал. Это было довольно большое помещение. Две фронтовые коптилки, сделанные из снарядных гильз, освещали стены, покрытые пылью и копотью. По распоряжениям командиров и тревожным лицам бойцов чувствовалось, что мы попали в очень сложную и напряженную обстановку.
И в самом деле, батальону в это время было нелегко. Он занимал оборону в районе домов УНКВД, площади 9 Января и севернее ее. Противник ежедневно с утра до вечера долбил нашу оборону авиацией и артиллерией, бросал пехоту с танками, стремясь во что бы то ни стало прорваться к Волге. Вот и сейчас, когда прибыли мы, бойцы, отразив последнюю вечернюю атаку гитлеровцев, готовились к новому бою. Спешно эвакуировались раненые. Командиры уточняли обстановку и усиливали наиболее опасные участки огневыми средствами и людьми. По подвалу то и дело проходили и скрывались в темном коридоре связные. Телефонисты принимали доклады командиров рот и тут же передавали короткие, энергичные распоряжения командира батальона. Лица тех, кто мелькал мимо нас, были усталы и озабочены, покрыты пылью и гарью.
Нас провели по темному коридору вправо, и мы очутились в маленькой подвальной комнатушке. Навстречу поднялся невысокого роста офицер. Это и был командир 3-го батальона 42-го гвардейского стрелкового полка старший лейтенант Жуков.
— Фронтовики? — спросил он после взаимных приветствий.
Романенко объяснил, что направлен в действующую армию прямо из училища.
— Впервые, значит, — констатировал комбат и взглянул на меня и Маркоряна:
— А вы, конечно, из госпиталей? Стало быть, народ бывалый. Это хорошо, прошлый опыт очень пригодится.
Он вкратце ознакомил нас с боевой обстановкой и тут же рассказал, что замещает недавно раненого комбата майора Дронова. Я получил назначение на должность командира пулеметного взвода в пулеметную роту, а Романенко и Маркорян в другие подразделения. Они распрощались и ушли.
— Ну что же, лейтенант, пока за тобой не пришли, присаживайся, познакомлю с обстановкой, — предложил комбат.
Жуков был разговорчив и с охотой рассказывал о себе и о бойцах батальона. В полк он пришел в январе 1942 года. В боях под Харьковом командовал пулеметной ротой, затем командир батальона Дронов взял Жукова своим заместителем по строевой, а пулеметной ротой командовать стал прибывший в батальон капитан Дорохов.