Дом Солнц
Шрифт:
— «Серебряные крылья» разбудили тебя слишком резко, отсюда и легкая заторможенность.
Я плотнее прижалась к Лихнису — надежному и прочному, как якорь, с которым не страшны шторма.
— Вы давно не виделись, — начал Геспер, стоявший за спиной Лихниса. — Если хотите спариться, могу уйти в другую часть корабля и на определенное время отключу свои наблюдательные функции.
Я хотела не спариться, а крепче обнять Лихниса, чтобы жизнь понемногу вернулась в мои кости, мышцы и нервные волокна.
«Серебряные крылья» беззвучно наполняли меня информацией.
— Что во вложении? — только и спросила я вслух.
— В каком вложении? — резко отстранившись, уточнил Лихнис.
— Ты даже не посмотрел?
— Это просто
— «Серебряные крылья» утверждают, что вложение было. Может, оно пришло, но «Лентяй» его не принял?
— Это не по правилам. Мы должны подключиться к внутренней сети и выяснить, из-за чего сыр-бор.
— Тут явно какой-то сбой. Лихнис, как ты вложение проворонил? Без меня как без рук, — добавила я скорее сварливо, чем зло, а потом поморщилась. — Не обращай внимания, у меня крыша едет.
— Мне уйти, пока вы разбираетесь с сообщением? — тактично спросил Геспер.
— Нет, — покачала головой я. — Что бы ни стряслось, это касается всех, включая наших гостей. Приготовься к плохим новостям. Вполне вероятно, что твое возвращение к машинному народу откладывается.
— Спасибо, что думаешь обо мне, когда у вас самих проблем хватает. Если позволите, я хотел бы ознакомиться с вложенным посланием. Может, здесь его и изучим?
— Сперва мне нужно выпить, — заявил Лихнис, опасливо на меня поглядывая.
Все понятно… Я ведь сама разрывалась между желаниями поскорее услышать новости, пусть даже страшные, и оттянуть момент истины.
— Пойдемте на мостик, — предложила я, закрывая дверцу криофага.
— Есть еще одна новость, — шепнул мне Лихнис, когда мы шагали к ближайшей камере переброса.
— Что еще? — Я крепче стиснула его ладонь.
— Мы потеряли пассажира.
— Кого-то из спящих пленников Атешги? — спросила я, соображая по-прежнему туго.
— О нет! Доктора Менинкса. Всё, лишились мы его приятной компании.
— Что? — тупо переспросила я, помня, что в паре шагов за нами следует Геспер.
— Менинкс погиб. У него камера сломалась. Геспер якобы заметил неполадку и попробовал ее устранить, но доктор переборщил с охранными устройствами. — Лихнис выделил слово «якобы», показывая, что говорит со слов нашего гостя.
— Господи!
— В любой другой ситуации я думал бы только об этом. Но тут еще и сигнал бедствия… — Лихнис не договорил.
— Не стану врать, что буду скучать по старому фанатику, только…
— Только смерти ты ему не желала. У меня те же чувства. Нас теперь с потрохами сожрут?
— Им только повод дай, но ты не виноват… — Я очень старалась не делать глупостей, но тут не удержалась и глянула на Геспера.
— Утверждает, что это несчастный случай, — чуть слышно сказал Лихнис. — Пока я решил поверить ему на слово.
Когда мы перебросились на мостик «Серебряных крыльев», я не знала, чем мучусь больше — страхом перед вложенным сообщением или сомнениями в невиновности Геспера. Сильно взвинченная, я взошла на мостик, на котором тут же зажегся свет. Корабль ждал нас и приготовил вокруг главного дисплеера — стеклянного полушария на постаменте — три кресла. «Серебряные крылья» раз в пятьдесят больше «Лентяя», зато мостик тут раз в двадцать меньше. Видоизменяемые стены у меня вечно серые, потолок рифленый, опутанный светильниками, устройствами и управляющими интерфейсами, хотя на виду только самые необходимые.
— Думаю, насчет выпивки ты не шутил, — проговорила я, ожидая, когда синтезатор приготовит два напитка, алкогольный для Лихниса и тонизирующий для меня, чтобы скорее восстановиться после спячки в криофаге.
— Спасибо! — поблагодарил Лихнис, взяв свой бокал.
Я знаком велела Гесперу занять самое прочное кресло, а мы устроились в соседних.
— Хватит тянуть резину, — дрожащим от волнения голосом поторопила я. — «Крылья», объясните нам, что было во вложенном сообщении.
— Во вложении неинтерактивная запись продолжительностью сто тридцать пять секунд, — громко объявил корабль. — Скрытые информационные слои не обнаружены.
— Вложение безопасно?
— Вложение изучено с предельной тщательностью. Угроз не обнаружено.
Я облизнула пересохшие губы:
— Тогда включай! Все готовы?
— Я готов, — отозвался Лихнис, легонько касаясь моей руки.
В полушарии появилась мужская фигура, точнее, лишь верхняя ее часть, зато в натуральную величину. Шаттерлинга Линии Горечавки я узнала мгновенно и почти прошептала:
— Овсяница.
— Зачем ему… — начал Лихнис, но тут Овсяница заговорил:
«Вы получили это сообщение, потому что опаздываете на наш сбор. В обычной ситуации вы заслужили бы строжайший выговор, только… нынешняя ситуация отнюдь не обычна. Сейчас вы заслуживаете благословения, признательности и прежде всего — искреннего пожелания уцелеть. Возможно, вы последние из Линии Горечавки».
Овсяница серьезно кивнул, и мы поняли, что не ослышались, смотрели на него — и не узнавали: от надменности и высокомерия осталась лишь тень; лицо осунулось, влажные растрепанные кудри липли ко лбу, усталые испуганные глаза превратились в щелки; на щеке что-то темнело — не то ожог, не то синяк, не то жирная грязь.
«Мы угодили в засаду. — Овсяница с отвращением растянул последнее слово. — Тысяча Ночей еще не началась — около дюжины кораблей еще не подлетели, хотя к тому моменту мы задержались на пятнадцать с лишним лет. С другой стороны, более восьмисот кораблей уже были на орбите. Большинство шаттерлингов высадились на планету — кто бодрствовал, кто погрузился в латентность. Когда открыли огонь, мы были практически беспомощны. Защитная оболочка планеты оказалась непрочной, а контратаку наши корабли подготовить не успели — их уничтожили. Против нас применили гомункулярное оружие — непередаваемый словами ужас из самых жутких недр истории. Превратив в облака ионизированного газа наши корабли, даже самые большие и мощные, нападавшие занялись миром, выбранный нами для сбора. Сто часов его накачивали энергией. Это предварило несколько минут, за которые раскалилась атмосфера и выкипели океаны, так что планета стала безжизненной, какой была до нашего появления. На этом они не остановились и продолжали подавать топливо, пока не расплавили кору, потом мантию… Наконец остался шар жидкого огня, который сначала сверкал оранжевым, потом золотым, потом начал распадаться, уже не подвластный силам гравитации. За четыре с половиной дня боевые орудия выработали больше энергии, чем ближайшая звезда. Они уничтожили абсолютно все. По моим подсчетам, случилось это лет восемь назад, хотя неизвестно, сколько времени пройдет, прежде чем вы перехватите мой сигнал. Настройте сенсоры корабля на систему сбора — и увидите новую туманность, облако каменных обломков, газа и пыли. Теперь это облако держится лишь за счет гравитационного поля самой звезды. Оно просуществует века, то есть значительную часть цикла. В нем вращаются спутники и планета, все, кроме той, которую мы надеялись сделать своим временным домом. Она погибла, а вместе с ней — почти вся наша Линия».
Овсяница остановился и пальцем потер припухлость, набрякшую под глазом-щелкой. Неужели он ослеп? Пока проигрывалась запись, взгляд нашего собрата ни разу не остановился на конкретном предмете.
«Тем, у кого самые быстрые корабли, лучшая маскировка и аппаратура радиолокационного противодействия, удалось спастись. Но таких меньшинство. Неудивительно, что я задействовал протокол Белладонны. Немедленно сойдите с нынешнего курса. Ни при каких обстоятельствах не приближайтесь к месту сбора, ведь даже сейчас, через восемь лет после расправы, нападавшие патрулируют систему, подстерегая опоздавших. Начав исполнение протокола Белладонны, опасайтесь погони, курс меняйте тайком, путайте следы. Если вас вычислят, лучше пожертвуйте собой, чем привести врага к резервному убежищу Белладонны».