Дом там, где твое сердце
Шрифт:
– Что мне сделать для тебя, Маак?
С самым большим удовольствием Марис потерял бы сейчас сознание, но человек, значивший для него больше, чем отец, научил его ничего не оставлять на потом. «То, что ты сделал после, ты не сделал», – говорил он.
– Быть моими глазами, мама, – Марис немного напрягся, когда Лаймен стала снимать с него одежду. – Сейчас я не очень хорошо себя вижу.
– Ja, – Лаймен явно чувствовала себя героиней военного времени. – Командуй.
– Хорошо. Нога. Правая. Медленно прощупывай кость… Ага, – он дёрнулся и зашипел почти сразу. – Понятно, откуда онемение – растянул связки. На синяки можешь даже не обращать внимания – они не смертельны.
– Ты хочешь сказать, что всё остальное – смертельно? – глаза Лаймен округлились от ужаса. – Марис, здесь сбоку совсем не симпатичная ссадина – даже, скорее, рана.
– Кровь идёт?
– Уже нет.
– Тогда просто антисептиком. Доверить зашивать свои раны я могу только одному человеку и это не местный лекарь.
– Как скажешь, – ужас Лаймен перешёл в новое состояние – хлопотливую растерянность. – Мой мальчик, ты так избит. Скажи мне, кто это сделал, и я уничтожу этого человека.
– Нет, спасибо, я оставлю его себе – на десерт. Чёрт! больно. Как будто я попал в тайфун «Элиза»…
Лаймен поняла эти слова по-своему:
– Я просила тебя не соперничать с Ресья из-за неё. Неужели мы тебе не найдём во всей Швеции красивой жены?
Марис упрямо фыркнул:
– Мне нужна эта. И разговор кончен, мать. С покушением на меня я сам разберусь. А теперь оставь меня зализывать мои раны.
Глава 11
– Лиза, – распахнув дверь, подружка замерла на пороге её комнаты в театральной позе, – случилось кое-что страшное и вообще нехорошее.
– Да? – в тусклых глазах Элизы было умеренное любопытство. – Страшное редко бывает хорошим. И что?
– Лиза, какой ужас, что с тобой? – забыв об избранной роли, Лида бросилась к подруге. – Что ты сделала с собой?
– Ничего, – вяло отозвалась Элиза. – Просто лежу. Ничего что-то не хочется.
– А ты не…? – сделав страшные глаза, Лида многозначительно замолчала.
– Нет. Разве что святым духом. Андрес говорит – сначала поженимся. Мне всё равно.
– Давно ли это тебе стало всё равно то, что касается Андреса?! – Лида шлёпнулась на кровать рядом, снова взглянула на бледное лицо подруги, её свалявшиеся волосы и усталые глаза. – Тогда я зря торопилась рассказать тебе первой.
– Что?
– Два дня назад, – осмотревшись, Лида склонилась ближе к уху подруги и конспиративным шёпотом засипела, – Мариса Стронберга крепко поколотили.
– Правда? Наверное, были причины.
– А это ты у Андреса и спроси.
– При чём здесь Андрес? О, нет… – Лиз приподнялась на постели.
– Вот именно. Лаймен Стронберг трясла и трясла сыночка, пока тот не рассказал, что на него напал в одном из сараев Андрес Ресья. В общем, Андреса схватят, наверное, и продадут в солдаты.
– Лида, – Элиза села посреди постели, – этой свинье сильно досталось?
Та, как зачарованная, смотрела в горящие яростью чёрные глаза подруги. Она как-то сразу поняла, о ком идёт речь.
– Он не встаёт и не выходит из своей комнаты. Я его видела только в тот день, так он даже идти не мог.
– О Господи! – Элиза закрыла лицо руками. – Что я наделала… что я… Лида! Что можно сделать?
– Ты о чём? – не поняла маленькая служанка из дома Стронбергов.
– Что мы можем сделать, чтобы спасти Андреса? Он не виновен, и я готова на всё, чтобы его защитить.
– Ты смелая.
– Ты ради Валя сделала бы то же самое. Не будем терять времени.
– От меня в таком деле пользы немного, Лиз. Я просто не знаю. А почему ты считаешь, что Андрес не виноват? Ты так веришь в него? – подруга смотрела на Лизу Линтрем с уважением.
Но та лишь сухо ей улыбнулась.
– Всё проще: я это сделала с Марисом Стронбергом – и отвечать мне.
Бросив дела, Лиз следующие два дня бродила вокруг господского дома. Ей надо было увидеть Стронберга. Пасть ему в ноги, вымаливая прощение, предлагать себя… На свадьбе с Андресом можно поставить крест. Её вина, не её, а только порченых невест не бывает. Станут вместе с Линетой прятаться от деревенских ребятишек. Вот так и рождаются истории о ведьмах в чаще леса…
Господский дом стоял неприступный и запертый, никто не выходил на балконы, любуясь солнцем, не прогуливался у фонтана под зонтиком. Что происходит? Похоже на траур. Ох нет, если Стронберг помер, Андресу не будет пощады! В огромную, в два человеческих роста, из благородного дерева дверь Элиза не решилась постучаться. Только представила себе, как величественный эконом открывает её, смотрит с презрением на букашку и цедит:
– Пошла вон, холопка.
Ужас какой! Слуги при виде её спешили скрыться, ни один не задержался на умоляющий взгляд. Ей так надо было узнать, что происходит! Лиза решилась на преступление. Ночью она заберётся в господский дом и подслушает разговоры.
Чёрную юбку матери пришлось быстро перекроить на штаны, остатки ткани пошли на рубашку без рукавов. Последним куском Лиз укрыла светлые волосы на манер платка, с собой захватила верёвку, пригодится, чтобы залезть на балкон.
Она тронулась в путь, как только зашло солнце, в лесу переждала возвращения слуг из поместья в деревню и ступила на запретную территорию. Собаки Эмиля Стронберга, которых она два дня до этого подкармливала по вечерам, встретили её, как родную. Они тёрлись о её ноги, отталкивая друг друга, обнюхивали Элизу и носами тыкались в её одежду в поисках карманов с едой. А получив желанные кусочки, спокойно разошлись по двору – охранять от чужих поместье. Лиз опасности для них не представляла. Вечерняя перекличка господских собак с деревенскими, наоборот, заглушила шум от штурма Элизой второго этажа. По карнизу шириной в пятнадцать сантиметров она, стараясь не смотреть вниз, добралась до окна покоев Стронберга и начала обдумывать стратегию проникновения внутрь как раз в тот момент, когда чьи-то невидимые руки очень услужливо распахнули окно ей навстречу. Терять Лиз было нечего, а увидеть, как прислуга падает от её неожиданного появления в обморок, было бы, наоборот, забавно. Лиз поставила правую ногу на подоконник.
– Я ждал тебя, – улыбаясь одними глазами, Марис подал ей руку. – Здравствуй, любовь моя.
– Не могу пожелать тебе того же, – буркнула Лиз в ответ, не отказываясь, впрочем, от помощи.
Опершись задом о подоконник, она лениво сложила руки на груди, продолжая следить за Марисом острым взглядом.
– Почему ты никому ничего не сказал? Отчего не велел притащить меня на судилище?
– Какое судилище, моя милая? – Стронберг лишь фыркнул. – Ну, вышла девушка из себя, эка невидаль. Не убила же.