Дом там, где твое сердце
Шрифт:
Крепко сжимая руками её кисти и повернувшись так, чтобы не стать вновь жертвой её коленей, Стронберг неумолимо подталкивал её к постели, пока, наконец, Лиз не коснулась мягкого покрывала спиной. Одним рывком Марис подтянул её повыше.
– Не двигаться! – повелительно рявкнул он; однако Лиз и не чувствовала себя на это способной, настолько невероятное зрелище предстало её глазам.
Склонившись к задвинутой за шкаф большой сумке, Марис одну за другой достал несколько коробочек, в каждой из которых не поместилась бы и коричная булочка, какими славилась во всём лене её мать.
– Что там? – прошептала она, от любопытства едва дыша.
Марис не обернулся.
– Увидишь.
И она увидела. Из-под его рук из коробочек выползали невероятных расцветок шёлковые платки, и всё это происходило настолько быстро, что она не смогла бы сказать, где заканчивался один платок и где начинался другой. Когда пол у его ног был усеян слоем тончайшего шёлка, Марис решил, что достаточно.
– Больше всего мне нравятся беззащитные женщины, – доверительно сообщил он, связывая вместе руки Элизы и закрепляя получившийся узел на одном из колышков в изголовье кровати.
Не встречавшаяся даже в книгах ни с чем подобным, Лиз только смотрела на него изумлёнными глазами.
– А что будет дальше, чёрт подери? – мелодично разнесся по комнате её нежный голос.
– Будем играть, – Марис сияюще ей улыбнулся.
– И только? – девушка облегчённо перевела дух. И тут же насторожённо уточнила. – Во что?
Марио сделал вид, что задумался:
– В инквизицию? – предложил он. – Нет, это потом, когда определим, какие извращения мы предпочитаем. Лучше… да, в «Наложницу и султана».
Лиз скривилась:
– Лучше бы наоборот.
Опираясь на кровать коленями, Марис старательно освобождал из заплетённых туго косичек её светлые волосы.
– Потом, – терпеливо повторил он. – Для того, чтобы быть султаншей – хотя бы временно, прежде тебе следует осознать свою эротическую власть над мужчиной – как абстрактным понятием – и надо мной. И в этом познании твоим проводником буду я. Я научу тебя, как можно причинять боль и как творить наслаждение, близкое к боли, что можно сделать при помощи перьев или капель вина, и покажу грань соединения мужского и женского начала. Расскажу о женщинах, подчинивших себе весь мир… – его шёпот замер, растворившись в красоте звёздной ночи. Лиз заворожённо смотрела на своего бывшего жениха. Как жаль, право же, что она не может в него влюбиться! Этот мужчина будил странные потаённые чувства в ней, упрятанные столь глубоко, что Лиз даже не подозревала об их существовании в себе. Андрес… Господи, сделай так, чтобы он не догадался, что она – всего один миг – хотела испытать что-то иное!
– Забудь, – прошипела тень с яростно сверкающими глазами, – забудь его.
– Не могу! – в ужасе, что едва не изменила своему избраннику, Лиз попыталась освободиться. Беспорядочные рывки привели только к тому, что узлы затянулись ещё крепче.
– Не позволю, – Стронберг прижал её всем телом к кровати. – Этой ночью ты от меня не уйдёшь. Я поделюсь с тобой своим опытом, Лиз Линтрем, и заберу взамен долю твоей невинности. Я забыл, что это такое… – его руки скользнули под рубашку, чтобы легчайшими касаниями пальцев изучить её грудь.
Выгибаясь всем телом, Лиз сдалась ещё до того, как жаркий рот Мариса завладел одним из её сосков. А у него не потребовалось на это много времени. Больше сил уходило на то, чтобы удерживать бьющуюся в возбуждении девушку. Она запылала под его ртом и руками так быстро, что могла сгореть раньше времени. Следовало сбавить темп. Оставив припухшую грудь в покое, Марис просто припал щекой к шелковистости её втянувшегося животика.
– Спокойнее, спокойнее, ma petite, – шёпотом уговаривал он.
Но Лиз продолжала цепляться за него обеими руками. Чтобы утихомирить её, Марис прибег к жестокости, отрезвляющей разум: подтянувшись немного вверх на руках, он посмотрел на неё с неподдельным мужским удовлетворением.
– Ты даже не знаешь, что такое поцелуй, подлинный поцелуй, моя самочка, и собиралась прожить с этим незнанием жизнь. С такой абсолютной девственностью я ещё не встречался…
Элиза почувствовала, как щёки её начинают пылать от стыда. Господи, она предлагала себя ему ничуть не сдержаннее дешёвой шлюхи!
– Забудь, – пробормотала девушка, отводя глаза. – Со мной что-то случилось…
– И я даже знаю что, – ладонь Мариса неторопливо накрыла обнажённую беззащитную грудь. – Всё идёт замечательно, просто ты слишком торопишься. Познание друг друга не терпит суеты, его следует смаковать, словно хорошее вино, а не проглатывать сразу. Мы не станем спешить, Лиз Линтрем.
– Я не хочу этого, – неуверенно заявила Лиз.
– Отлично, я тоже, – завораживающе рокотал голос Мариса, – я тоже призываю не торопиться. Узнай меня, моя будущая жена, моя возлюбленная…
Элиза вздохнула:
– Ты так скоро забыл, что случилось два дня назад?
Марис был само всепрощение:
– Это была моя вина. Я поторопился и прибег к грубости. К непростительной грубости, – подчеркнул он.
– Действительно, – Элиза оживилась. – Так, может быть, я обижусь, и мы расстанемся навсегда?
– Только никчемный дипломат оставляет врагов на своём пути, – опираясь коленями на постель, Марис ей улыбнулся. – Хороший вернётся и загладит нанесённые обиды.
Лиз беззвучно застонала, изобразив соответствующее выражение лица. Марис негромко и сочно хмыкнул:
– Трусиха, – упрекнул он её. – Где же в тебе знаменитая авантюрная жилка твоей сестры? «Испытать всё» – вот девиз Линеты Линтрем.
– Вы с ней составили бы хорошую парочку, – гневно произнесла Лиз. Ей совершенно не понравилось испытанное при этом – на крошечную долю секунды – странное собственническое чувство по отношению к Марису Стронбергу. Она ведь никогда не была «собакой на сене».
– Я знал таких женщин, – Марис чуть криво улыбался, – и устал от них. Куда стремиться, когда достигнута цель? Такую любовницу ничем не шокируешь и не удивишь, а предсказуемая женщина не интересна.