Дом у кладбища
Шрифт:
На Лоу он произвел сильное впечатление. Суровый по натуре, судья не привык испытывать почтение или теплые чувства. Однако мало кто из людей, ценящих искушенность и знание зла, мог противиться мистеру Дейнджерфилду, и мировой судья, при всей своей трезвости, впитывал его слова с восторгом, словно бы делая глубокие освежающие глотки из искрящегося источника мудрости. Он был искренне опечален и горячо жал Дейнджерфилду руку, когда тот, сославшись на неотложные домашние дела, рывком поднялся и на прощание сверкнул очками в сторону собравшихся.
— Если мистер Дейнджерфилд действительно собирается здесь остаться, его следует привлечь
— И к тому же хороший человек, из тех, кто не кричит о себе, — сказал полковник Страффорд, который мог это засвидетельствовать. — Мало у кого из богатых такое доброе сердце; он многим здесь оказал помощь, в особенности был щедр к семье несчастного Стерка.
— Знаю, — кивнул Лоу.
— А в прошлый понедельник он через майора послал бедной Салли Наттер пятидесятифунтовую банкноту. Майор вам подтвердит.
Как нечистый посланец преисподней оставляет после себя запах серы, так после ухода доброго человека в воздухе сохраняется благоухание; компания в гостиной все еще вдыхала аромат добродетелей мистера Дейнджерфилда, а сам он уже застегивал в холле пуговицы своего белого сюртука и опускал чаевые в ладони прыщавого дворецкого и пьяного лакея.
Ночь была ясная и морозная, сияли звезды. Дейнджерфилд на мгновение обратил к небу белое и суровое лицо. Он секунду помедлил под окном Паддока, где из-за ставней пробивался свет, и взглянул на бледный циферблат своих больших золотых часов. Было всего лишь половина девятого. Мистер Дейнджерфилд, оглядываясь через плечо, зашагал по Дублинской дороге. «Пьяная свинья. Чует мое сердце, он подведет», — пробормотал на ходу Серебряные Очки.
Добравшись до главной улицы, мистер Дейнджерфилд стал с любопытством вглядываться, ожидая увидеть под деревенским вязом огни кареты.
«На эту скотину нет управы: может явиться раньше времени с тем же успехом, что и опоздать». Он быстро подошел к дому Стерка, взобрался на крыльцо и постучал.
— Дублинский доктор еще не приехал? — спросил он.
— Нет, сэр, его еще нет… Госпожа мне говорила, он будет в девять.
— Очень хорошо. Пожалуйста, передайте миссис Стерк, что я — мистер Дейнджерфилд — явлюсь, как обещал, ровно в девять.
И он снова повернул обратно, быстро пересек мост и зашагал вдоль реки по Инчикорской дороге. Вокруг было тихо. Чужих шагов не слышалось, а над дорогой местами так густо нависали кроны старых деревьев, что уже в ярде почти ничего нельзя было разобрать.
Он замедлил шаги и прислушался, словно кого-то ждал, вновь прислушался и тихо рассмеялся. В скором времени действительно раздался стук шагов — они быстро приближались со стороны Дублина.
Мистер Дейнджерфилд отошел в тень к обочине, где над высокой изгородью из кустов боярышника свешивалась листва деревьев, внимательно вгляделся и различил высокую гибкую фигуру,
Этим высоким прохожим оказался наш старый знакомый, Зикиел Айронз, клерк. Он был в черном, как и подобало церковнослужителю. И теперь за черной фигурой бесшумно и проворно двигалась белая.
Внезапно, когда Айронз достиг открытого участка дороги, на его плечо легла тонкая рука, и он, дернувшись и вскрикнув, обернулся.
— Эгей, да вы так испуганы, словно перед вами Чарлз… Чарлз Наттер. Ну?.. Не тревожьтесь. Я вчера вечером слышал от пастора, что вы собираетесь увидеться с ним сегодня до девяти — взять деньги, которые у него оставили. Вот я вас случайно и встретил и хочу вам втолковать: Чарлз Наттер в тюрьме и мы должны сделать все, чтобы он оттуда не вышел… ясно? Если уладим это дело, можем быть спокойны. Не трусьте, Айронз. Наберитесь храбрости… скажите все, что знаете… настало время нанести удар. Я придам тому, что вы мне сообщили, должную форму, а вы приходите ко мне завтра утром в восемь. И еще: я вам на сей раз заплачу, и гораздо больше, чем вы получали раньше. Идите. Или оставайтесь — я пойду вперед.
И мистер Дейнджерфилд издал один из своих ледяных смешков, повторил, кивнув: «В восемь» — и стал удаляться.
Клерк не произнес до тех пор ни слова. На лбу его выступили капли пота, и, смахнув их, он забормотал, как умирающий: «Боже, смилуйся над нами… Господи, избави… Боже, смилуйся над нами».
Смелое предложение мистера Дейнджерфилда, казалось, окончательно подавило и обескуражило его.
Белая фигура резко обернулась лицом к клерку и произнесла:
— Послушайте, мистер Айронз, я говорю серьезно… не виляйте. Если возьметесь, придется довести дело до конца. И еще, на ушко: получите пятьсот фунтов. Я вас не принуждаю… говорите либо «да», либо «нет»; не хотите — не надо. Правосудие, думаю, свершится и без вашей помощи. Но пока он на месте — вы понимаете, — нельзя быть уверенным ни в чем. Он был мертв и снова ожил… черт его побери. Пока он не обретет покой — на хирургическом столе… ха-ха!.. мы будем чувствовать себя не вполне уютно.
— Боже, смилуйся над нами! — пробормотал Айронз со стоном.
— Аминь, — передразнил его Дейнджерфилд. — Ну, довольно… если наберетесь смелости открыть правду и сделать, что полагается, получите деньги. Мы ведь деловые люди — вы и я. А если нет, я вас больше беспокоить не стану. Нравится мое предложение — жду вас утром в восемь у себя, нет — ну и не нужно, ради бога.
С этими словами мистер Дейнджерфилд еще раз повернулся на пятках и резво зашагал к Чейплизоду.
Глава LXXXVI
МИСТЕР ПОЛ ДЕЙНДЖЕРФИЛД ПОДНИМАЕТСЯ ПО ЛЕСТНИЦЕ ДОМА У КЛАДБИЩА И ДЕЛАЕТ НЕКОТОРЫЕ ПРИГОТОВЛЕНИЯ
Белая фигура проскользнула в сумерках по мосту. Внизу, во тьме египетской {198} , мчала воды река. Воздух был тих, и тысячи ярких небесных глаз, мигая, смотрели с прозрачного глубокого неба вниз, на действующих лиц моего правдивого повествования. Человек в белом держался левой обочины, так что распахнутая в широкой гостеприимной улыбке дверь «Феникса», из которой струилось, придавая ночному воздуху малиновый оттенок, сияние свечей, осталась по ту сторону дороги.