Дом у кладбища
Шрифт:
Тетя Бекки, высоко вскинув подбородок, молча поправляла на каминной полке двух китайских мандаринов — сначала, очень бережно, одного, потом другого. Воцарилось молчание, пока не взвизгнула одна из собачонок, а давшая ей пощечину обезьяна, гремя цепью и вереща, вскочила на спинку кресла, в котором сидел угрюмый посетитель. Мистер Дейнджерфилд ударил бы зверя, но не знал, как к этому отнесется мисс Ребекка Чэттесуорт.
— Итак, мадам, — произнес он, внезапно поднимаясь, — я нахожусь здесь, чтобы высказать величайшую благодарность за поддержку моего несчастливого сватовства, от которого я отныне навсегда отказываюсь. Я отбуду в Англию, как только позволят дела; и как я не держал в секрете своего
— Avez-vous dine, mon petit coquin? [64] — сказал попугай.
— Что ж, сэр, не стану отрицать, что для такого решения у вас есть причины; быть может, это дело так или иначе нужно завершить, хотя ваше намерение застало меня врасплох. Племянница оказалась крайне несговорчива — должна признать, предвижу, что в ближайшее время она не передумает; я, право, ее не понимаю — похоже, она сама себя не понимает.
Губы мистера Дейнджерфилда едва не тронула одна из его мрачных неловких улыбок, очки цинично сверкали, а сзади, за спиной, по-свойски самодовольно ухмылялась черная обезьяна. Разочарованный джентльмен думал, что очень хорошо понимает мисс Гертруду.
64
Вы обедали, плутишка? (фр.)
— Мне казалось, — произнесла тетя Бекки, — я подозревала… а вы?., что некий молодой джентльмен из здешних…
— Подобрал ключи к сердцу молодой леди? — спросил Дейнджерфилд.
— Да, и, как я понимаю, вы догадываетесь, кого я имею в виду.
— Кого… ради бога, мадам?
— Как же, лейтенанта Паддока, — ответила тетя Бекки, вновь поправляя фарфоровые статуэтки на каминной полке.
— Да?.. Действительно?.. Мне и в голову не пришло.
О самых обычных вещах Дейнджерфилд говорил иной раз таким тоном, что собеседник ощущал непонятное смущение и неловкость, поскольку слова Дейнджерфилда сопровождал, словно приглушенное эхо, скрытый смысл; тетя Бекки слегка зарделась и приняла высокомерный вид, но через минуту беседа потекла дальше.
— Я о многом печалюсь, мисс Чэттесуорт, покидая эти края, и прежде всего о том — поймите меня правильно, я никогда не льщу, — что лишаюсь вашего общества. Ваши мнения, планы нередко бывали мне чрезвычайно интересны. Поскольку желания мои не сбылись, мне предстоит в скором времени встреча с милордом Каслмэллардом; я приложу все силы, чтобы уговорить его предоставить место для строительства и камень из каменоломни; я надеюсь, хотя я больше не здешний житель, вы позволите мне пожертвовать на ваше начинание пятьдесят фунтов.
— Сэр, хотела бы я, чтобы все были такими же радетелями об общественном благе и милосердными самаритянами {188} , как вы, — сердечно воскликнула тетя Бекки. — Я слышала, как вы были добры к несчастному семейству доктора Стерка, этого бедняги!
— Безделица, мадам, — отмахнулся Дейнджерфилд, встряхивая головой, — но я надеюсь оказать им — или, по крайней мере, обществу — более важную услугу; я рассчитываю изобличить убийцу, который нанес удар, изобличить так ясно и недвусмысленно, чтобы не осталось места для сомнений; ради этой цели я готов на немалые жертвы и скорее опустошу свой кошелек, чем примирюсь с неудачей.
— Mon petit coquin! [65] — верещал попугай в выступе
— Мадам, — произнес Дейнджерфилд, вставая, чтобы попрощаться, — как я уже говорил, я человек простой. Я собираюсь покинуть этот город и эту страну, как только улажу дела. Я уехал бы уже сегодня, если бы мог, но, боюсь, мне понадобится еще несколько дней — быть может, неделя или больше. И прошу, мадам, когда меня здесь не будет, не держите в тайне причины моего несколько неожиданного отъезда; я с легкостью мог бы изобрести какой-нибудь предлог, но, мадам, правду говорить всегда проще, да и лучше. Я медлил, пока была надежда. Теперь судьба моего сватовства решилась. Мне тяжело здесь оставаться. Горечь разочарования смягчается лишь памятью о вашей доброте, и я сохраню эту память до конца жизни, мадам.
65
Плутишка! (фр.)
Вслед за тем он, как пишет мистер Ричардсон, «склонился над ее безвольной рукой» {189} , и мисс Ребекка величественно-изящно присела.
Пока Дейнджерфилд шел к двери, Доминик доложил — как вы думаете, о ком? — о капитане Клаффе и лейтенанте Паддоке. Мистер Дейнджерфилд, не останавливаясь, приветствовал их странной улыбкой, которая почему-то не понравилась тете Ребекке.
Прием у тети Бекки, таким образом, продолжался; печальная истина, пропетая Гомером (которой мы внимали в школьные годы), гласит: «Как меняются листья в лесу, так сменяют друг друга человеческие поколения» {190} ; и в данном случае, едва увял и сухим листом слетел вниз по лестнице Дейнджерфилд, как на его месте пустили ростки и расцвели под лучами солнца (с каковым можно сравнить блистательную тетю Ребекку) Клафф и Паддок.
Клафф, в соответствии со своим званием и претензиями, шагал в авангарде, и, пока тетушка Бекки с ним здоровалась, круглые глазки Паддока обшарили комнату — в поисках, вероятно, кого-то отсутствующего.
— Генерала здесь нет, — высокомерно и резко заявила тетя Бекки, по-своему истолковавшая блуждающий взгляд Паддока. — Вы, наверное, к нему — он в своем кабинете, с ординарцем.
— Я явился, мадам, — слегка зардевшись, отвечал Паддок, — чтобы повидать вас, а не генерала — я с ним имел честь встретиться сегодня на построении.
— Ах, меня? Благодарю вас, — довольно сухо откликнулась тетя Ребекка.
Потом она отвернулась и стала болтать с Клаффом; тот, лишенный возможности порассуждать, как обычно, о своем невезучем друге Паддоке и его неприятностях, повел речь об обезьянке, приласкал собачонок, до посинения смеялся над шутками попугая и клялся (как было принято тогда среди джентльменов): «Он кудесник, настоящее чудо; с ним и театра не нужно». Занимательная беседа продолжалась, и вдруг со двора донесся пронзительный визг, а потом долго не смолкавший скулеж.
— Господи помилуй, — воскликнула тетя Ребекка, быстро подплывая к окну, — это Флора. Душечка моя, ангел, что с тобой, тебя убивают? В чем дело… Ты где, моя радость?.. Ну где жеона? Ох, душечка… душечка! — повторяла тетя Бекки, растерянно озираясь.
Но визг стих, а Флоры нигде не было видно, и тетя Бекки, опомнившись, сказала:
— Капитан Клафф, я беру на себя слишком большую смелость, но вы человек добрый… кроме того, я знаю, что вы охотно окажете мне услугу. — Последнее было сказано с намерением задеть Паддока. — Нельзя ли попросить вас выйти на крыльцо и посмотреть, нет ли где-нибудь моей милой зверюшки — вы ведь знаете Флору?