Дом у кладбища
Шрифт:
– В тёмном-тёмном доме, в тёмной-тёмной комнате, и из этой комнаты тоненький такой голосочек: «Подымите мне веки, ну, подымите мне веки…»
Она дала ему пощёчину.
– Дурак! Ты же сказал, что веришь во всё это!
– Ну, неудачная шутка, прости.
– Мне холодно, надо одеться. Дай мне фонарь.
Лиана поднесла его к шкафу. Оттуда противно пахло сыростью.
– Ты всё? – спросил Феликс.
– Сейчас, я найду что-нибудь потеплее.
Между тем хлынул дождь, и вода ручьём стекала на пол.
– Одним ведром не обойдёшься, надо лезть на чердак. Течёт оттуда.
– Но сейчас уже поздно…
Вдруг ударила молния, и послышался
– Прости меня.
– За что?
– За пощёчину.
– Дурацкая вышла шутка.
– Я боюсь его. Оно возникает словно из ниоткуда и смотрит тусклым стеклянным взглядом. Эти холодные глаза… Пустые и обречённые. Я не могу их забыть. Словно хочет что-то сказать, а не может. У них никого нет, нет друзей, нет врагов…
– Не надо спешить с выводами. Мы не знаем о них ничего, только то, что они существуют.
– Ты прав, смотри, луна убывает.
– Красиво, из-за дождя и туч её почти не видно.
– В детстве я любила смотреть на луну. Мы ходили в походы и подолгу сидели у костра. Мы сидели обнявшись, часто замёрзшие, и слушали песни под гитару. Я была примерной девочкой, и меня брали в поход.
– А я думал, что ты хулиганка…
Они целовались. На полу была уже метровая лужа, и Феликс даже присвистнул.
– Иди. – Она протянула ему фонарь.
– А ты?
– Я подожду тебя здесь. Я замёрзла. Такой холод… Иди один.
Она поёжилась, закутавшись в плед. От холода было видно дыхание.
– Трусиха.
Он шёл осторожно, непрерывно оглядываясь, словно готовясь к нападению. Часы пробили двенадцать, и ему жутко хотелось спать. Он взял все вёдра, что нашёл, и стал подниматься по лестнице. Одно ведро было ржавым и скрежетало, как старый шлем средневекового ратника. Услышав противный лязг, Лиана поняла, что это он, и спросила:
– Ты хоть волнуешься? Это лучший шаг в твоей жизни!
Феликс поставил ведро, куда со звоном устремился ручей.
– Ты сомневаешься в этом? – серьёзно спросил он.
– Мужик ты или не мужик?
– Тебе доказать?
– Нет, не надо, – испугавшись его взгляда, ответила Лиана. – Вдруг разденется, выйдет конфуз…
– Что?
– Прости, неудачная шутка.
– Если бы нас не заливало, я бы, знаешь, что бы сделал…
Она засмеялась и зарылась в одеяло, только нос и два глаза испуганно смотрели на него. С потолка послышались какие-то щелчки, и что-то хрустнуло.
– Мы вернёмся к этому разговору.
Он взял фонарь, вёдра и вышел. На чердаке было огромное количество вещей, и как предчувствовала Лиана, крыша прохудилась, и весь этот хлам промок. Текло отовсюду. Он молча стоял и смотрел на заваленный чердак. Зачем здесь пианино? Мокрые ноты валялись то тут, то там. Чьи-то старые тапки. Здесь давно никто не убирался. Чтобы пройти и получше осмотреться, он передвинул пианино. Откуда-то сверху хлынула вода. Его облило с ног до головы, и пронизывающий ветер сделал своё дело. Зубы у него стучали, и он стал пробираться обратно. Фонарь упал и погас. Споткнувшись обо что-то, он потерял равновесие. Передвинув пианино на проход, он отрезал путь к отступлению и оказался взаперти. Феликс выругался и стал двигать пианино обратно. Старые гнилые доски заскрипели, проеденные жуком балки дрогнули и, не выдержав тяжести, надломились. Пол провалился. Сначала пианино накренилось, потом вовсе исчезло из вида. Оно сильно стукнулось о каменный пол, и в тишине гулкого коридора послышался «Вальс собачек».
– Его, наверное, лет сто не настраивали, – сказала Лиана.
– Да больше, – подтвердил Феликс, просунув голову в дыру.
– Клавиши пожелтели, интересно, его можно починить? Я когда-то увлекалась этим.
– Что случилось? Кто играет на пианино? – спросил Александр Михайлович.
– Всё в порядке… – начал Феликс.
– В порядке? Это ты называешь – в порядке? Все живы?
Снова сверкнула молния, прогремел гром. Феликс зацепился ногой за какую-то валяющуюся вещь, разозлился и пнул её. Это было не очень хорошо сохранившееся кресло, но его ещё можно было отреставрировать. Об этом он не подумал. Обшивка порвалась, и оттуда показался клочок бумаги. Он присел на корточки, и мокрая трясущаяся рука протянулась за пожелтевшим клочком. Что это? Это оказался план дома, похожего на Де Труаль. Одно из окон было отмечено крестиком. Феликс поднёс его к окну на чердаке и в свете луны прочитал это заветное слово – «клад»…
– Мы спасены, – сказал он и положил листок в карман.
Легранский знал, что в трудные времена, когда производились обыски, люди закапывали свои сокровища под окнами. Он думал только об этом.
– Все живы? – повторил свой вопрос Александр Михайлович.
Феликс улыбался. Его переполняли чувства.
– Где моя дочь?
– Я здесь, папа, не переживай, потолок обвалился, когда в коридоре никого не было, – из-за пианино показалась лохматая голова.
– Кошмарная ночь!
– Пойдём отсюда, а то я замёрзла.
– Ты вся дрожишь.
– Слышишь? – вздрогнула Лиана.
– Что? Я ничего не слышу, – сказал Феликс.
– Шаги! Оно приближается! – вскрикнула она.
В противоположном конце коридора кто-то шёл.
– Да нет же, это не… – начал Александр Михайлович.
Шаги приближались, и на душе у всех троих стало нехорошо.
– Это же мои тапки, – возмутился Феликс.
Молния сверкнула и осветила фигуру мужчины лет пятидесяти. Он медленно двигался по направлению к ним. Но одна деталь привлекла внимание и возмутила Легранского: призрак был в тапках. Они шмурыгали по ковролину, нарушая священную тишину, которую никто не смел нарушить.
– Бессовестный! Это некультурно – брать чужие вещи.
Призрак поднял обе руки, и раздался истошный вопль.
– Надо сматываться, – прошептала Лиана.
Они бросились врассыпную, кто куда. Феликс полез обратно на чердак. Лиана скрылась в другом конце коридора и закрылась в своей спальне. Александр Михайлович пустился наутёк и спрятался на кухне. Призрак прошёл по коридору, свернул на лестницу, теряя один за другим тапки, подошёл к старому зеркалу и улыбнулся. В зеркале отразилось лицо, которое что-то прошептало. Что он искал, было неизвестно. Когда шаги затихли, Феликс слез обратно и мысленно ругал себя за то, что не взял пистолет. Он постучал в спальню, но она была заперта. Лиана спала. Легранский позвал её, но никто не ответил. Он не хотел её будить. Странно, подумал он, и на всякий случай решил осмотреть дом. Осторожно передвигаясь, Легранский забрёл на кухню. Там он увидел высыпанную из банок крупу и остатки чьего-то ужина. Тут явно кто-то побывал. На душе у него скребли кошки. Небо было тёмное. Луна одним глазом то подсматривала, то подмигивала его разыгравшемуся воображению. Он смотрел на неё как раб на повелителя, не зная, что сказать. И тут кто-то коснулся его плеча, словно потрогал рукой. «Тени прошлого стоят у тебя за спиной…» – прогремело у него в ушах. Это он! Это снова он! Медленно развернувшись, он замер на месте, потом дёрнулся и схватил нож.