Дом у озера Мистик
Шрифт:
Когда Иззи почистила зубы, они обе опустились на колени перед кроватью. Энни прочитала вечернюю молитву, потом уложила Иззи в постель и поцеловала ее. Немного постояв у ее кровати, она подошла к окну и опустилась в кресло-качалку. Кресло негромко поскрипывало: ширк-ширк. Энни слушала мерное дыхание девочки и смотрела в окно на озеро, мерцающее в лунном свете.
Этот вечерний ритуал навевал Энни воспоминания. Когда ее мать умерла, она была слишком мала, чтобы справиться с горем. Еще вчера ее мир был ярким и сияющим, полным любви, а уже на следующий день все изменилось — мир словно померк, стал серым,
Именно тогда у нее возник план ее будущей жизни. Она будет хорошей девочкой, которая никогда не плачет, никогда не жалуется, никогда не задает неудобные вопросы.
Но ей потребовались годы, чтобы стать такой. В первый год жизни вдали от дома она чувствовала себя ужасно одинокой. Стэнфорд был неподходящим местом для дочери фабричного рабочего из маленького городка. Тогда она впервые поняла, что она бедная, а ее родители — люди простые и малообразованные.
Единственной причиной, удержавшей ее в этом большом негостеприимном колледже, была любовь к отцу. Она знала, как много для него значило то, что она была первой из Борнов, поступившей в колледж. И поэтому она, сжав зубы, шла дальше и делала все, что могла, чтобы вписаться в окружение. Но одиночество подчас становилось просто невыносимым.
Однажды она стала заводить машину, и звук двигателя вдруг вызвал воспоминание, неожиданное, как снег в июле. Энни вдруг почувствовала, что рядом с ней в машине сидит ее мать, ее «фольксваген-жук» превратился в старый «универсал», который когда-то был у них в семье. Энни не знала, куда они ехали, она и ее мама, о чем они тогда говорили, но она с болью вдруг поняла, что не может вспомнить звук маминого голоса. Чем больше она старалась вернуться в тот момент, погрузиться в воспоминание, тем более плоским и одномерным оно становилось.
До того момента она наивно верила, что сумела принять и пережить смерть матери. Но в тот день, спустя больше десяти лет после того, как они положили мать в холодную землю, у нее случился срыв. Она плакала по всем утраченным радостям — поцелуям перед сном, ласковым объятиям, по счастью, которое никогда больше не будет полным. Она скорбела о прерванном в одно мгновение детстве, которое ушло от нее дождливым днем, превратив ее из ребенка во взрослого человека, который знает, что жизнь несправедлива, а любовь может разбить сердце и что ничего не может быть горше, чем быть покинутым теми, кого ты любил.
Прошло несколько дней, прежде чем она снова обрела душевное равновесие, но и тогда ее самообладание было очень хрупким, как тонкий слой льда на глубокой темной воде. Неудивительно, что вскоре она влюбилась. Она была открытой раной одиночества, и забота о другом человеке была единственным известным ей способом заполнить брешь в душе. Когда она познакомилась с Блейком, она излила на него всю нерастраченную любовь и накопившуюся тоску.
Энни осторожно встала с кресла-качалки и тихонько подошла к кровати. Иззи мирно спала. Она спросила себя, снятся ли девочке счастливые сны, в которых появляется ее мать. Самой Энни редко так везло.
Она спускалась по лестнице, когда зазвонил телефон. Энни поспешила к телефону и сняла трубку на третьем гудке.
— Ник?
После паузы женский голос в трубке
— Ник?
Энни недовольно поморщилась.
— Привет, Терри.
— Ну, нет, не смей делать вид, будто это обычный разговор. Кто вообще такой этот Ник и где ты? Я позвонила Хэнку, и он дал мне этот номер.
Энни села на диван и поджала под себя ноги.
— Ничего особенного, правда. Я всего лишь сижу с ребенком старого друга, а он допоздна задерживается на работе.
— А я-то надеялась, что ты изменилась. Ну, хотя бы чуть-чуть.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ты прожила двадцать лет в ожидании, когда твой муж вернется домой, а теперь ждешь другого мужчину? Это безумие!
Это и правда было безумие. Почему же Энни сама этого не поняла? И ее вдруг разобрала злость и на то, что она потеряла способность по-настоящему сердиться, и на то, что она позволила себе терпеть от Ника то, что всю жизнь терпела от Блейка. Оправдания и ложь.
— Да, — сказала она не столько Терри, сколько самой себе, — такое безобразие я могу терпеть только от того мужчины, которого люблю.
— Это, пожалуй, ответ на мой следующий вопрос. Но что…
— Терри, мне нужно бежать. Я тебе позже перезвоню.
Еще слыша в телефоне голос Терри, она повесила трубку и стала быстро набирать другой номер. Лерлин ответила на втором гудке:
— Алло?
— Лерлин, это Энни…
— Что-нибудь случилось?
— Все в порядке, но Ник еще не вернулся домой.
— Он, наверное, сидит у Зоуи за стаканчиком виски… Возможно, десятым.
Именно это она и подозревала.
— Ты не могла бы прийти немного посидеть с Иззи? Мне надо с ним поговорить.
— Ему это не понравится.
— Ну и пусть! Я должна с ним поговорить!
— Через десять минут буду.
Лерлин, как и обещала, приехала через десять минут. Она, как всегда, была неподражаема в пушистом розовом халате из синельки и зеленых пластиковых сабо.
— Привет, дорогая, — сказала она с порога.
— Спасибо, что пришла! — ответила Энни и схватила со столика свою сумку. — Я ненадолго.
11
Энни стояла на тротуаре под неоновой вывеской: «Таверна Зоуи. Бойкое место». Вывеска издавала слабое жужжание. Сжимая в руке сумку, Энни вошла внутрь. Таверна оказалась больше, чем она ожидала, это был большой прямоугольный зал с деревянной стойкой бара вдоль правой стены. Из трубок, висящих вдоль стен под самым потолком, лился бледно-голубой свет. Десятки неоновых логотипов марок пива переливались разными оттенками голубого, красного и золотого. На барных табуретах сидели мужчины и женщины, они пили, курили и разговаривали. Время от времени слышался стук стаканов о стойку бара.
В глубине зала под пирамидами флуоресцентных ламп стояли два бильярдных стола. Над ними склонились несколько человек, другие стояли рядом и наблюдали. Кто-то разбил пирамиду, и в темноте раздалось громкое «крак!».
Стараясь держаться поближе к стене, Энни стала потихоньку продвигаться по залу, пока не увидела Ника. Он сидел за столиком в дальнем углу. Она протиснулась к нему сквозь толпу.
— Ник!
Увидев ее, он медленно поднялся со стула.
— Что-то с Иззи?
— С ней все в порядке.