Дом в Эльдафьорде
Шрифт:
Голос его, наполненный ужасом, никто уже не узнавал. Этот голос не принадлежал Хейке.
Но Эскиль не слушал его. Он и обе женщины смотрели на остатки костра.
Они видели, как флейта крутилась на месте, двигалась туда-сюда, словно кто-то усилием воли пытался спасти ее. Но она была подобна пойманному зверю, который тщетно пытается освободиться.
Глаза их не были достаточно зоркими, чтобы видеть незримое, но они вдруг услышали испуганный крик Хейке:
— Нет, Шира! Не смей!
Флейта
Хейке повис на веревках. Из груди у него вырвался всхлип, как только Тенгель Злой ослабил свою хватку.
И тогда Сольвейг показалось, что кто-то стоит перед ней с мягкой улыбкой на губах. И где-то в глубине своего сознания она услышала слова: «Это благодаря твоей смелости. Несмотря на страх, ты так много сделала для Людей Льда. Тебе удалось предотвратить великую опасность».
На зеленой лужайке стало совершенно тихо. Так тихо, словно они сами были частью бесконечного мирового пространства.
— Мама… — позвал Йолин.
Сольвейг, Эскиль и Винга подошли к нему. В последнее время мальчик был молчалив. Сольвейг боялась смотреть на него, думая, что ему стало еще хуже. Потому что эта поездка, которая должна была быть начало новой жизни для него и для нее, могла оказаться для него последней. Тяжелые перегрузки, езда по неровной дороге, яркий свет, невыносимый для его полуослепших глаз, вынужденное бодрствование — все это могло оказаться для него роковым.
Выдержать все это было не под силу бедняге.
Она знала о том, что перед смертью больные могут казаться выздоравливающими.
Наклонившись к нему, Сольвейг спросила:
— Что случилось, мой мальчик? Бледное личико, мутные глаза…
— Мама, небо такое ясное, но на мой лоб упала капля дождя!
— Да, в самом деле!
Отведя в сторону руку Сольвейг, Винга испуганно произнесла:
— Нет, не вытирай эту каплю!.. Может быть, это глупо, но… Пусть она останется!
На глазах Винги были слезы, она смущенно улыбнулась, глядя на Сольвейг.
— Ты не поняла, что произошло… — сказала она. — И я не могу утверждать, не зная этого наверняка, но… Скажи, может, ты что-нибудь заметила? Или на него просто упала капля дождя?
— Нет, здесь была какая-то дама, хотя мне показалось, что все это мне приснилось. Или это был кто-то из вас…
— Как она выглядела? — спросила Винга. — Она была маленькой? Как фарфоровая кукла? С чужими чертами лица? С раскосыми глазами? С волосами, отливающими всеми цветами радуги?
Йолин изумленно уставился на нее.
— Да. Значит, мне это не приснилось? Винга возбужденно погладила его по щеке,
— Пока я ничего не скажу, пока… Подождем и посмотрим. Кто поможет мне развязать веревки на Хейке?
И все трое принялись развязывать веревки.
Хейке был теперь совершенно спокоен. Он сел на землю, закрыв лицо руками.
Остальные молча сидели вокруг него.
Наконец Эскиль сказал:
— Отец! Теперь все позади!
— Но не для меня, — через силу произнес Хейке. — Я… так ужасно опозорился! Хорошо, что вы, по крайней мере, не потеряли рассудок! А Сольвейг? Что она подумает обо мне теперь? Ведь я вел себя как помешанный, избив до этого человека, а теперь и вовсе сошел с ума! И это я, который…
Ободряюще похлопав отца по плечу, Эскиль сказал:
— Успокойся, отец! Ведь мы-то уже спокойны. Теперь я люблю тебя еще больше! Это так чудесно — узнать, что и у тебя есть слабости!
14
Им понадобилось много дней, чтобы вернуться домой. Дороги были нередко размыты весенними потоками. Едва в фаэтоне потребовала вдвое больше времени, чем если бы они ехали верхом. Иногда они полдня тратили только на то, чтобы очистить путь от обвала. Но они вынуждены были использовать фаэтон — из-за Йолина и большого багажа.
Медленно продвигаясь на юг, они стали замечать постепенное улучшение самочувствия мальчика. Он не напоминал больше растение, выросшее в темном погребе. Теперь он улыбался и реже жаловался на головные боли. Иногда он выражал желание сесть, и говорил уже не с таким напряжением и мукой. Выздоровление шло медленно, но оно шло!
Сольвейг боялась спугнуть надежду, но в тот день, когда они достигли озера Мьёса по пути на юг, Йолин упросил ее, чтобы она позволила ему сделать несколько шагов. Ему помогли Хейке и Эскиль, и Сольвейг, смеясь и плача от радости, поочередно обнимала их с присущей ей импульсивностью. Всем было приятно видеть ее такой жизнерадостной. Было ясно, что она создана для того, чтобы оказывать поддержку другим, но многие годы подавляла свое истинное «я». Скорбь и самоотречение превратились в ее тяжкий крест. Было ли удивительно, что она вспыхнула, словно фейерверк, в этот миг радости!
В этот вечер взрослые беседовали в маленькой комнатке на постоялом дворе.
— Я никогда не верил в возможность выздоровления, — признался Хейке. — Мои целительные способности не простираются так далеко, а болезнь запущена.
— Но ведь мы же знаем, что произошло, — сказала Винга.
Сольвейг вопросительно посмотрела на всех.
— Это дело рук Ширы. Одной из наших прародительниц. Той красивой маленькой женщины, которая, как тебе показалось, стояла перед тобой.