Дом в Ширазе
Шрифт:
— Вы, видно, думаете, что каждый, кто, подобно мне, покидает свет и живет вдали от своей страны и своей расы, делает так потому, что несчастлив? Разочарование, печаль — вот, по-вашему, единственно стоящие причины для уединения? О, ну когда же вы это поймете? Там — в Англии — я чувствовала себя чужой. Здесь я дома. Порой мне кажется, что сердцем я была здесь всегда. Мне нравится это уединение. Впрочем, боюсь, вам этого не понять. Вам, вероятно, это должно казаться… — она чуть запнулась, — безумием.
— Вы отнюдь не безумны, —
— Однако же, как я слышала, многие считают иначе. Глупцы! Впрочем, чем был бы без них этот мир? Я абсолютно счастлива!
— И тем не менее вы пригласили меня прийти.
— Признаюсь, мне было любопытно посмотреть на вас. И потом, — продолжила она, чуть поколебавшись, — хотя я и не собираюсь возвращаться туда — в Англию, порой мне нравится послушать, что нового происходит в мире…
— Который вы покинули? — закончил за нее мистер Паркер Пайн.
Леди Эстер слегка кивнула, и мистер Паркер Пайн принялся рассказывать. Его мягкий спокойный голос звучал тихо и ровно, изредка повышаясь в местах, требующих акцента.
Он рассказывал о Лондоне, о городских новостях, о знаменитостях, об открывшихся ресторанах и новых ночных клубах, о скачках, о приемах, охоте и сельских сплетнях. Он говорил о новых тканях, о последней парижской моде, о маленьких магазинчиках вдали от фешенебельных улиц, ухитряющихся поддерживать нереально низкие цены.
Он говорил о кино и театрах, о последних фильмах и постановках, о новых пригородных парках, о саженцах и садоводстве, об уютном ночном Лондоне — со всеми его автобусами и трамваями, с толпами, спешащими после работы домой в маленькие уютные домики, где их ждет семья. Как-то незаметно он успел даже расписать все прелести и особенности английской семейной жизни.
Это был необыкновенный рассказ, и не рассказ даже, а целое представление, обнаружившее поистине удивительный кругозор и знание человеческой природы. Подбородок леди Эстер опускался все ниже и ниже, ее надменность таяла как воск, и вскоре по ее щекам медленно покатились слезы. Когда мистер Паркер Пайн наконец умолк, она уже рыдала.
Мистер Паркер Пайн молчал. Он сидел на своих подушках и поглядывал на нее со спокойной уверенностью ученого, ни секунды не сомневавшегося в удачном исходе эксперимента.
Наконец леди Эстер подняла голову.
— Теперь, — с горечью спросила она, — теперь вы довольны?
— Теперь — да.
— Но я? Как мне теперь выносить это? Жить здесь взаперти, никогда никого больше не видя!
Она спохватилась, но слишком поздно. Слова были произнесены. Ее лицо залила краска гнева.
— Ну? — с яростью выговорила она. — Что ж вы не спрашиваете? Неужели вам не хочется сказать: «Если вас так тянет домой, почему вы туда не едете?»
— Нет, — мистер Паркер Пайн покачал головой, — не хочется. Не так это для вас просто.
В глазах леди
— Может, вы знаете и почему?
— Думаю, знаю.
— В таком случае, вы ошибаетесь, — покачала она головой. — Об истинной причине вам никогда не догадаться.
— Я не гадаю, — возразил мистер Паркер Пайн, — я наблюдаю. И классифицирую. Она снова покачала головой.
— Вы ничего — ровным счетом ничего — не знаете.
— Придется, кажется, убедить вас в обратном, — добродушно сказал мистер Паркер Пайн. — Насколько я понимаю, леди Эстер, вы прилетели сюда из Багдада самолетом этой новой немецкой авиалинии.
— Да.
— Там был молодой пилот, господин Шлейгель. Ну, тот самый, он еще заходил к вам однажды.
На этот раз ее «да» прозвучало — почти неуловимо, но все же — нежнее и мягче.
— И у вас была подруга — или компаньонка, — которая вскоре погибла.
— Компаньонка, — прозвенел голос, снова холодный и твердый как сталь.
— И звали ее?..
— Мюриэл Кинг.
— Вы любили ее?
— Что значит «любила»? — вскинулась леди Эстер, но, тут же остыв, надменно ответила:
— Она была мне полезна — и только.
Мистеру Паркеру Пайну невольно вспомнились слова консула: «Чувствуется, знаете, порода — если вы понимаете, о чем я».
— Вы сожалели о ее смерти?
— Естественно! Впрочем, мистер Пайн, не вижу никакой необходимости обсуждать это с вами, — сказала она и решительно закончила:
— Очень мило было с вашей стороны зайти. Однако я несколько устала, и если вы сообщите, сколько я вам должна за визит…
— После ее смерти господин Шлейгель больше не заходил сюда, — спокойно продолжил мистер Паркер Пайн, и не думая подниматься. Оскорбления он как будто и вовсе не заметил. — Но, если бы зашел, вы бы его приняли?
— Разумеется, нет.
— Вы абсолютно уверены?
— Естественно. Господин Шлейгель не будет принят.
— Да, — задумчиво проговорил мистер Паркер Пайн. — Иначе ответить вы и не могли.
— Я… я не понимаю, о чем вы, — неуверенно проговорила леди Эстер, изо всех сил стараясь сохранить броню надменности, уже давшую трещину.
— А вы знали, что он любил Мюриэл Кинг? Он романтик, этот юноша. Он свято хранит память о ней.
— Да? — Ее голос упал чуть не до шепота.
— Какая она была?
— Что значит какая? Откуда мне знать?
— Но смотреть-то вам на нее, думаю, доводилось? — мягко спросил мистер Паркер Пайн.
— Ах, это! Ну, обычная девушка. Довольно привлекательная…
— Примерно вашего возраста?
— Примерно. Наступила пауза.
— А почему вы думаете, что этот пилот… ее любил? — неожиданно спросила леди Эстер.
— Потому что он сам мне в этом признался. Да-да, и; в совершенно недвусмысленных выражениях. Как я уже говорил, он романтик. Ему необходимо было с кем-то поделиться. Особенно его мучает то, как она погибла.