Дом яростных крыльев
Шрифт:
Данте наблюдает за мной, на его лбу появляется складка. Так же, как и Фибус, он, должно быть, чувствует мою боль, поскольку знает, что я не выношу жестокого обращения с животными. Он медленно поворачивается и обнажает спину для лекаря. Кровь сочится из глубокой раны у него под лопаткой и стекает по спине.
— Зверь первый напал на меня, — Данте не произносит моё имя, но я понимаю, что его слова предназначаются мне.
И хотя мои глаза пощипывает, я не закрываю их и неотрывно смотрю на его рану.
Данте
«Он был ранен первым», — повторяю я.
Когда я снова смотрю на безжизненное тело змея, моё сердце болит уже меньше. По правде говоря, оно стало болеть чуть меньше, когда я поняла, что это не Минимус.
Как эгоистично.
Я такая эгоистка.
Лекарь сжимает пальцами огненно-красный кристалл и подносит ладонь к спине Данте, после чего его бронзовая кожа начинает срастаться. Когда процесс излечения подходит к концу, огромный мужчина кланяется Данте. По пути к лодке, его взгляд перемещается на меня и задерживается.
Похоже, он ищет повод сообщить обо мне Юстусу Росси. Рассказать ему что-то, что может меня дискредитировать.
Я отвожу глаза, пока он чего-нибудь не обнаружил, и смотрю на жемчужину Люса — замок династии Регио из стекла и мрамора, окружённый чистыми каналами и золотыми мостами, ведущими к острову. Исолакуори. Сердце нашего королевства, бьющееся у него внутри.
— Фибус, — Данте кивает моему другу, сжав в кулаки окровавленные руки. — Уведи Фэл отсюда.
Фибус обхватывает меня рукой за талию.
— Я как раз хотел это сделать.
Когда мы начинаем пробираться сквозь оголодавшую толпу, Фибус делает глубокий вдох, после чего целует меня в макушку.
— Когда-нибудь из-за твоего сердца у нас будут очень большие проблемы.
— У нас?
Я поднимаю на него слезящиеся глаза.
— Да. У нас. У тебя, у меня и у Сиб. В горе и в радости. И так до конца наших очень долгих жизней. Мы дали клятву и обменялись кровью. Забыла?
Боже, я люблю этого парня. Я обхватываю его рукой за талию и сжимаю. Когда мы выбираемся из толпы, я говорю:
— Нонна оказалась неправа.
— Насчёт чего?
— Насчёт того, что Данте изменится, переплыв канал. Это не сделало его тщеславным. Она даже как будто раскаивался. Это укрепляет мою веру в то, что власть меняет не всех мужчин.
ГЛАВА 5
Дни проходят, и никаких убийств змеев больше не наблюдается. Впрочем, как и самого Данте. Я надеюсь, что он не навещает меня из-за предстоящей помолвки Марко и других государственных дел, а не из-за романтических свиданий с кем-то ещё.
Воспоминания о том, как пальцы Катрионы проходятся по его тёмной коже, постоянно прокручиваются у меня в голове, когда я не достаточно занята, и это заставляет меня всё время чем-нибудь заниматься. Когда я не работаю и не помогаю бабушке по дому, я ухожу в книги.
Чтение одно из любимых времяпрепровождений мамы, может быть, поэтому мне оно тоже очень нравится. Вместо того чтобы читать истории про себя, я читаю их вслух своей маме.
— И жили они долго и счастливо, дикие и свободные.
Я закрываю книгу в кожаном переплете, где рассказывается о двух фейри из враждующих королевств, которые преодолели свои различия и отбросили предрассудки, чтобы быть вместе.
Страницы книги истрепались и истончились из-за того количества раз, что я их перелистывала. Шёлковая нить, которая соединяет страницы обложки, начала распускаться. По словам бабушки, «Сказание о двух королевствах» было самой любимой книгой мамы. Не знаю, насколько это правда, потому что она не выказывает никаких эмоций, но это определенно моя любимая книга.
— Опять эта книга? — усмехается каждый раз бабушка, заходя в спальню во время чтения. — Ну, конечно же, теперь это и твоя любимая история.
Бабушка говорит, что я мечтатель, но если я не буду мечтать, то что тогда мне остаётся? Мать, которая отдала своё тело недостойному мужчине, и бабушка, которая отдала своё сердце тирану? Реальность слишком суровая. Ну, хотя бы у меня есть родители Сиб. Их любовь прекрасна.
Сиб так часто упрекает меня за мои романтические увлечения и нереалистичные ожидания. Самое ироничное в том, что это говорит девушка, чья семья представляет собой воплощение мечты. Но счастливцы часто не замечают своей удачи.
— Бронвен наблюдает за тобой, — шепот срывается с маминых губ, как только я ставлю книгу на её маленькую полочку рядом с гладким камешком, на котором вырезана буква «В».
— Кто такая Бронвен, мама?
Проведя большим пальцем по выемкам на камешке, я подхожу к окну и смотрю на коричневую гладь канала, которая блестит золотом в заходящем солнце. Мой палец замирает, потому что кто-то стоит в поле нашего зрения под склонившимися ветвями кипариса — женщина в тюрбане и платье такого же чёрного цвета, как и тени, окутывающие её.
Может быть, это та же самая женщина, которую я заметила на набережной пару дней назад?
У неё такое же телосложение. И одежда. Я щурюсь, желая разглядеть её в темноте, но под моим окном проплывает гондола, отвлекая моё внимание. Я чувствую, как взгляды мужчин в лодке перемещаются на моё лицо, и слышу, как один из них спрашивает, не буду ли я сегодня в «Кубышке», потому что он, по-видимому, собирается там быть.
Мне хочется, чтобы их лодку сдуло подальше отсюда.
Когда гондола скрывается из виду, женщина тоже исчезает.