Дом яростных крыльев
Шрифт:
— Говорят, что их моча заставляет фейри вести себя… буйно.
— Во-первых, это отвратительно.
Хотя и информативно. Как так вышло, что Фибус, который вырос среди эльфов, не рассказывал мне об этом?
— Во-вторых, я сама себе завариваю кофе, и у меня нет эльфов.
Из-под лодки выплывает голубой змей, его молочно-белый рог блестит в лунном свете. Он не обращает на нас внимания и просто уплывает, заставив Джиану приглушённо вскрикнуть. Волны врезаются в борт лодки. Я теряю равновесие.
Антони
— Лучше поплаваем после праздника.
Я запрокидываю голову и смотрю ему в лицо.
— Поплаваем? Ты плаваешь?
— Моя стихия — вода.
— Верно, но никто не умеет управлять морскими змеями.
Он так пристально смотрит на моё лицо, что мои щёки вспыхивают.
— Кроме тебя.
— Я пересекалась только с одним.
Я опускаю взгляд на канал. Интересно, а вдруг Минимус находится сейчас где-то под этой водной гладью, залитой лунным светом?
— Другие могут меня ненавидеть.
— Вряд ли есть существа, которые могут тебя ненавидеть, Фэллон.
Я делаю глубокий вдох, наполнив лёгкие солью, ветром и светом звёзд.
— Мой дед.
— Твой дед — дурак.
Я делаю резкий вдох, потому что мы уже в нескольких метрах от контрольно-пропускного пункта, и два солдата-фейри стоят у плавучих ворот.
— Не говори так.
Антони хмурит лоб. Он решил, что я защищаю деда.
— Его влияние слишком огромное, а слух слишком острый. И хотя ты умеешь плавать, я не хочу, чтобы ты закончил свои дни в этом канале.
Его лоб медленно разглаживается, а непринуждённая улыбка возвращается.
Я ожидаю, что стражники остановят лодку, но Антони кивает головой, и они открывают ворота. Я чувствую, как один из них смотрит на меня, и поворачиваю лицо в сторону Антони, чтобы скрыться от внимания мужчины за его шеей.
— Они ведь никому не скажут, что видели меня на твоей лодке?
Антони ещё крепче сжимает пальцами мою талию.
— Не скажут, если, конечно, хотят сохранить в секрете свой секрет.
Раздается скрип дерева и металла, когда ворота закрываются за нами. Я испускаю вздох.
— Эти твои секреты, которыми ты торгуешь, должно быть совсем ужасные.
— Совсем.
И хотя я знаю, что мне нужно отойти от него, я чувствую себя обязанной Антони, и я бы солгала, если бы сказала, что мне не нравится то, как крепко он меня сжимает. До этого меня касались руки только одного мужчины, Данте, и это было так давно, что я уже забыла, каково это.
Нос лодки начинает пробиваться сквозь какой-то хлам — сломанные доски, покачивающиеся бутылки, раздутые тушки рыбы, фекалии — от которого поднимается вонь, заставляющая меня начать дышать через рот. Не удивительно, что канал в этих местах такой мутный.
— Почему фейри не чистят канал? — говорю я немного в нос, так как стараюсь изо всех сил не вдыхать воздух.
— Потому что король считает, что люди должны жить в своей грязи, и запретил использовать магию для улучшения жизни в Раксе.
Я сжимаю руки в кулаки из-за шока и гнева.
— Это… это… жестоко. Если бы Данте был королём…
— Он бы оставил этот запрет.
— Нет, не оставил.
Антони напрягает руку, после чего она исчезает с моей талии, как и его улыбка.
— Я и забыл, что он твой друг.
— Он заботится о своём народе, будь то чистокровные фейри, полукровки или люди.
— Но при этом ты сейчас со мной, а не с ним во дворце. Значит, он заботится недостаточно сильно.
Я чувствую укол в груди.
— Это бал в честь короля, а не принца.
Антони хватает проницательности не продолжать этот разговор, но когда мы приближаемся к искривленным корням кипарисов, окаймляющих берег, наш спор продолжает висеть между нами, как мусор на поверхности воды.
ГЛАВА 8
— Держи.
Джиана всовывает мне в руки тяжёлую глиняную кружку и садится на ржавую бочку, которую расплющили, превратив в скамейку.
— Мне кажется, тебе это надо.
Я нюхаю пенную жидкость? и от одного её запаха у меня начинают слезиться глаза.
— Что это такое?
— Алкоголь.
— Я поняла. Я имела в виду, какой именно?
— Домашний эль. На вкус он лучше.
Я делаю аккуратный глоток и едва не выплевываю лёгкое вместе с кашлем, такой у эля горький вкус.
Губы Джианы расплываются в широкой улыбке.
— У него такой вкус, потому что он настаивался.
— Как долго он обычно настаивается?
Она смеётся.
— Некоторое время.
Значит, она не первый раз в Раксе…
— Антони определенно в скверном настроении. Что произошло в лодке?
Я гляжу на потрескивающий костёр, рядом с которым на поваленном дереве сидит Антони и один из его друзей.
— Мы обсуждали политику.
— И ваши мнения не совпадают?
Она приподнимает кружку и отпивает из неё.
Я пробую сделать ещё один глоток. На этот раз напиток устремляется вниз, не повредив мои лёгкие. Но на вкус он всё такой же отвратительный.
— Он сомневается, что Данте будет лучшим правителем, чем Марко.
— А-а.
За этим простым звуком стоит так много всего.
— И что значит твоё «а-а»?
Она опускает кружку на колени и обхватывает её обеими руками.
— Это значит, что когда ты проведёшь здесь столько же времени, сколько мы с Антони, твоё мнение может измениться.