Дом яростных крыльев
Шрифт:
Я всё ещё держу в руках куски чёрного камня, но мои пальцы ослабели и теперь дрожат.
— Уходи!
Ворон смотрит на меня сверху вниз с высоты шкафа.
Боже, это самый глупый злой дух в истории. Я даю ему возможность уйти, а он не собирается ей воспользоваться.
Не думая, я кидаю шипы в Марелюс. Когда тёмные воды канала поглощают их, я поднимаю глаза и уже готова повернуться к птице, как вдруг замечаю фигуру, стоящую на чёрном берегу Ракса.
Мне, вероятно, почудился тюрбан и развевающиеся
— Найди кого-нибудь другого! С меня хватит этого дурацкого поручения.
Мои глаза начинает щипать. От пота. От слёз. От полнейшего отчаяния. Почему я?
— Почему я? — громко шепчу я.
Потому что ты глупая девчонка без магических способностей, волю которой легко подчинить, так же как и сердце, вот почему. Моё сознание — мой самый беспощадный критик.
Я отрываю свои слезящиеся глаза от Бронвен, или того, кто стоит на другой стороне канала, если это вообще человек, и обвожу взглядом мрачные углы своей комнаты. Я ожидаю увидеть блеск оценивающих золотых глаз, но нигде их не обнаруживаю.
Ничего не двигается.
Ворон исчез.
Улетел.
Наконец-то.
В одном из старых мифов, которые любят нашёптывать своим детям фейри, рассказывается о том, что не стоит заводить дружбу с фейри с закругленными ушами. Это история о том, как полурослики потеряли кончики своих ушей. Я никогда не верила этой древней сказке, в которой говорилось, что одна импульсивная девушка обрекла на гибель целую расу, открыв ящик с фейскими секретами и разболтав их по всему королевству. Но разве это не то, что я только что сделала?
Выпустила на волю нечто, способное обречь на гибель нашу расу?
— Фэллон, ради святого Котла, что ты здесь делаешь?
Я поворачиваюсь к двери.
Высокая и худая фигура бабушки подсвечена со спины, но от меня не укрываются морщинки, пересекающие её лицо, и направление взгляда. Она смотрит на перевернутый стул, открытый шкаф, смятые простыни и опрокинутую вазу с пионами, из которой течёт вода.
— Ты решила… сделать перестановку?
Я фыркаю и стираю влагу со своих ресниц.
— Капелька, что случилось?
— Ты когда-нибудь совершала глупости из-за любви, нонна?
— Я вышла замуж за твоего деда.
— Ты… ты его любила?
— Когда-то давно. А что?
Я пристально смотрю на звёзды, рассыпанные по иссиня-чёрному небу. Меня переполняет сильное желание признаться бабушке.
— Что ты такое сделала?
Она, должно быть, подошла ближе, потому что её цветочный запах окутывает меня, хотя она меня даже не обнимает.
И она наверняка никогда больше этого не сделает, узнав о моей доверчивости и о том, что я сделала.
Именно страх того, что она перестанет смотреть на меня как на своё сокровище,
Поскольку она ожидает, что я что-то скажу, я бормочу:
— Данте хочет взять небольшой отпуск на следующей неделе.
Брови бабушки приподнимаются, когда она осматривает меня, а затем мою комнату. Она определенно озадачена и не понимает связи между отпуском Данте и беспорядком в моей комнате.
— Он попросил меня провести его с ним. Мы будем только вдвоём.
Я облизываю губы.
— Я согласилась.
Никогда в жизни я не могла бы даже представить, что поделюсь чем-то подобным с бабушкой, но лучше так, чем раскрыть ей истинную причину моего волнения.
— Я не прошу тебя о благословении, потому что знаю, что ты его никогда не дашь, но я хотела, чтобы ты знала.
Я так хочу, чтобы она погладила меня по руке и сказала, что я должна слушать своё сердце. Произнесла бы сладкую ложь, как в детстве, когда она пыталась защитить меня от жестокой реальности. Но бабушка давно уже мне не врёт.
Она вздыхает.
— Капелька, принц никогда на тебе не женится, как бы часто ты к нему не ездила.
Я резко вздыхаю, словно она воткнула в меня те шипы из обсидиана.
— Ты ничего не знаешь о Данте. Он совсем не похож на Марко!
Бабушка сжимает губы в тонкую линию.
— Ты такая испорченная, нонна. Такая… такая…
Мои глаза начинает покалывать, и её строгое лицо расплывается.
— Я тебя ненавижу.
Она даже не вздрагивает. Либо ей всё равно, либо она не считает, что я это всерьёз.
— Я докажу, что ты не права.
Я иду к двери, но затем возвращаюсь, поднимаю матрас и хватаю золотую монету.
— Вот. Убедись в том, чтобы маркиз её получил.
— Где ты…
— Мне её дали.
— Кто? От кого ты взяла деньги?
— Я их не брала. Мне их дали.
— Кто?
— Человек, который не считает меня глупой из-за моей любви к принцу, и который не верит, что я ничего не стою, только потому что у меня ничего нет за душой.
Ветерок сдувает прядку волос мне на глаза, которые всё ещё слезятся. Я убираю её с лица.
«Пусть ветра отнесут тебя домой».
Неожиданно, мне в голову приходит мысль, что таким образом мама пыталась сказать, что этот старый голубой дом мне больше не дом. Что мне надо расправить крылья, как ворон, и полететь в сторону моего настоящего дома — Исолакуори — через Ракс и Монтелюс.
«Уходи. Фэллон».
Я смотрю на пустынный чёрный берег и яркую зелень на горизонте. Я готова, мама. Я уйду сегодня ночью и соберу пять этих воронов.
Представляю выражение лица бабушки, когда она увидит меня сидящей на троне Люса.