Дом яростных крыльев
Шрифт:
Я почти целую его, когда он бормочет:
— Перестань работать в борделе.
Я снова опускаюсь на пятки, сбитая с толку.
— Я не могу перестать работать в таверне.
Я стараюсь сделать упор на то, что «Кубышка» это, прежде всего, место, где можно поесть и выпить.
— Моей семье нужны деньги.
— Я выпишу тебе пособие.
Я качаю головой.
— Нет. В наших отношениях не будет денег.
— Я не буду платить тебе за то, что укладываю тебя в свою койку; я буду платить тебе, чтобы облегчить твою жизнь. А что касается
— Большинство, но не все. Некоторые ходят туда, чтобы выпить и поесть вкусной еды.
Он проходится взглядом по моему лицу, и его голубые радужки темнеют, когда он нерешительно спрашивает:
— Ты когда-нибудь, — его кадык опускается, — спала с мужчиной за деньги?
— Нет.
Он глубоко выдыхает, и его дыхание касается кончика моего носа.
— Хорошо.
— А это имело бы для тебя какое-то значение?
Его пальцы слегка раскрываются, после чего большие и указательные пальцы оказываются у меня между рёбер.
— Нет, но я бы предпочёл быть единственным люсинцем, который знаком с изгибами твоего тела и вкусом твоей, — он приближается носом к нежной коже за мочкой моего уха, — промежности.
Моя кожа покрывается мурашками. Я и представить себе не могла, что моё тело отреагирует на такое непристойное слово чем-то ещё кроме отвращения, но когда его произносит Данте, оно кажется мне таким чувственным.
Когда он прокладывает дорожку из поцелуев до острых косточек моих плеч, я признаюсь:
— В день пира, я кое с кем целовалась, потому что подумала, что ты меня не пригласил.
Когда его губы перестают двигаться, я добавляю:
— Дальше поцелуя дело не зашло.
— С кем?
— Ты его не знаешь.
Он поднимает голову.
— Значит, он не из Люса?
— А ты знаешь всех мужчин в Люсе?
Рядом с его плотно сжатыми губами начинает дергаться мускул.
— Скольких женщин ты целовал?
Он отпускает мою талию.
— Это не одно и то же.
— Почему? Потому что ты мужчина?
Мускул на его лице снова начинает трепетать.
— Ты уже сбился со счета?
— Я никогда не считал.
— И, тем не менее, ты сердишься на меня за мой ничтожный опыт.
— Ты права. Это нечестно, — говорит он. И после паузы добавляет: — Прости меня.
Он снова обхватывает руками мою талию, а затем скользит ими вверх по спине.
— Больше никаких разговоров о других мужчинах.
Я бросаю на него многозначительный взгляд.
— Как и других женщинах.
Улыбка заставляет его губы расслабиться.
— Как и других женщинах. Только о тебе.
— И о тебе.
Он притягивает меня к себе и целует долго и страстно, с языком и зубами, словно хочет стереть с них присутствие другого мужчины. Когда мы отрываемся друг от друга, чтобы набрать воздуха, он хрипло говорит:
— Мне нравится твоё платье, хотя мне бы больше понравилось, если бы ты надела то, что купил тебе я.
К счастью, он не замечает выражение моего лица, потому что его взгляд прикован к тому, как пульсирует вена на моей шее. Он откидывает мои волосы в сторону и замечает засос Антони. Я ожидаю, что он рассердится, но Данте припадает губами к посветлевшему синяку и всасывает мою кожу.
И разве плохо, что мне нравится этот его собственнический акт?
Он начинает подталкивать меня назад, пока мои ноги не ударяются о его кровать. Его ловкие руки расстёгивают пуговицы на моём платье. Мы ничего не говорим, и секунду спустя моё платье падает к моим ногам, а я остаюсь стоять в одних панталонах, которые настолько прозрачные, что под ними видно каштановые волосы.
Данте смотрит на них, его грудь едва двигается, а лицо едва ли что-то выражает. По какой-то причине я начинаю сомневаться. Он, конечно, назвал меня неоправданно красивой, но этот мужчина, безусловно, был близок с несколькими десятками более симпатичных женщин.
Женщин с заострёнными ушами, умелыми языками и роскошными формами.
Я бросаю взгляд на закрытый выход палатки.
— Фэл? — он наклоняет голову и заставляет меня посмотреть на него. — Ты сомневаешься?
— А ты?
— Нет.
Его уверенность возрождает мою.
Если бы Бронвен не предсказала моё будущее, я бы заставила Данте заслужить этот момент, заставила бы его ухаживать за мной, но что бы ни случилось, мы с ним, в итоге, будем вместе.
— Я слишком тебя люблю, чтобы сомневаться.
Его губы изгибаются в изящной улыбке, которая освещает его красивое лицо, а сам он приподнимает мои руки и кладёт на воротник своего кителя.
— Как насчёт того, чтобы меня раздеть?
Мой пульс так колотится, что заставляет мои руки дрожать. После моих неудачных попыток продеть пуговицу в петлю, Данте накрывает мои руки своими и начинает их направлять. Как только его воротник оказывается расстёгнут, он отбрасывает китель в сторону и переносит мои руки к своей рубашке. Я вытаскиваю её из штанов и стягиваю с него. Он не теряет ни минуты и опускает мои руки к поясу своих штанов, но я останавливаюсь и в восхищении смотрю на мускулы его крепких плеч, груди и точеной талии.
— У нас мало времени, — бормочет он.
— Я знаю, но дай мне минуту полюбоваться тобой.
Я высвобождаю руки из его ладоней и провожу ими по его крепкому прессу, округлым грудным мышцам, тёмным соскам и острым ключицам. От меня не укрывается дрожь, которая сотрясает его тело, когда я скольжу руками вниз по его прекрасному торсу в сторону его штанов и расстегиваю ширинку.
Когда хрустящая ткань спускается вниз по его узким бёдрам, я убираю руки и смотрю в его глаза. Несмотря на то, что я никогда не думала, что потеряю девственность посреди бела дня, в бараках, в палатке, я всегда представляла, что потеряю её с этим мужчиной. Думаю, время и место ничего не значат, когда это происходит с правильным человеком.