Дом яростных крыльев
Шрифт:
— Только не хватает короны, Симонус.
Симонус фыркает.
— Армейский кузнец мне кое-что должен. Я могу попросить его смастерить что-нибудь наподобие короны.
— Валяй, а потом можешь озвучить мне своё предложение, и я договорюсь на твой счет с Катрионой, которая отвечает за всех девочек в таверне.
— Капитан не должен пронюхать об этом.
— Разве я когда-нибудь делился твоими секретами с Даргенто?
— Нет, но я слышал, что он испытывает что-то
— Это называется жажда крови.
— Я не об этой жажде.
Мне становится так противно, что я слегка взвизгиваю.
— Ты это слышал?
Лестница скрипит.
Мерда. Мерда. Мерда. Я крепко сжимаю губы и задерживаю дыхание.
— Слышал что, Симонус?
— Писк.
Его голос звучит прямо надо мной. И хотя нас разделяют половицы, моя грудь сжимается, словно он стоит прямо на ней.
— Похоже на грызунов.
— Очень надеюсь, что у меня нет мышей, а не то я пришлю тебе счет.
— Что, прости? — мужчина сдвигается, обсыпав меня пылинками.
Я не смею дышать, так как боюсь чихнуть.
— В прошлый раз мне пришлось простоять в Раксе несколько часов, ожидая, пока Ви закончит с твоим заказом.
— Я не виноват, что твои друзья-людишки такие медленные.
Антони испускает глубокий вздох.
— Ладно. Тогда никакого счёта, если ты отпускаешь меня в свободное плавание. Ви рассказал мне о новом способе обработки пыли, который продлевает кайф в два раза. Я как раз сейчас забираю образцы.
— По той же цене?
— Может быть, дешевле.
— Привези один на обратном пути.
— Хорошо.
И после паузы, Антони спрашивает:
— Раз уж ты тут стоишь, не мог бы ты приподнять мой матрац?
— Зачем?
— Проверить, нет ли здесь мышей. Я не фанат грызунов.
Симонус фыркает.
— Сам проверяй свой матрац.
Половицы скрипят, когда он выходит из каюты, а затем дверь закрывается с громким стуком.
Несмотря на то, что мои лёгкие уже горят, я жду, пока лодка не начнёт покачиваться, и только потом выдыхаю и набираю полные лёгкие свежего воздуха.
Я всё ещё глотаю ртом воздух, когда лодка опять останавливается.
Мне не терпится вылезти из этого тёмного трюма, но моё желание побеждает страх, что меня поймает проходящий мимо патруль. Поэтому я жду.
Секунды растягиваются в минуты, после чего коврик наконец-то шуршит и круглая крышка люка поднимается. Сделав глубокий вдох, который сродни солнечному свету после кромешной тьмы, я сажусь и почти ударяюсь головой о голову Антони. Он выпрямляется, все плавные линии его лица напряжены.
Я тяжело дышу, словно только что восстала
— Прости… — очередной вдох. — Я взвизгнула.
Антони протягивает мне руку, которую я с готовностью беру. С меня хватит этих маленьких дыр.
— Я бы тоже взвизгнул от ужаса, если бы услышал, что Даргенто питает ко мне слабость.
Я содрогаюсь, чувствуя себя так, словно моя кожа покрыта паутиной.
Когда я осматриваю пустое помещение (Антони, должно быть, выбросил бочку за борт… умный мужчина), он говорит:
— Ты говорила о том, что собираешься пересечь Монтелюс верхом. Где ты возьмешь лошадь?
— Я… эм… в лесу.
Он приподнимает бровь, которая исчезает за кудрявым локоном.
— В ле… — шипит он. — Ты же понимаешь, что в Раксе везде лес, и он очень большой?
Я сглатываю и киваю, молясь о том, чтобы моё видение о Бронвен и вороне сбылось. И поскорее. Одни только боги знают, что за монстры таятся в этом лесу…
Он пинает коврик, вернув его на место над закрытым трюмом.
— Ты собираешься бродить по лесу, пока перед тобой волшебным образом не возникнет лошадь?
Я отворачиваюсь, чтобы не слышать его резкий тон.
— Благодаря Джиане, я прекрасно знаю, насколько это безрассудно.
Выпрямив спину, я начинаю подниматься по лестнице, но останавливаюсь и выуживаю из кармана медяк, который я протягиваю Антони.
— Спасибо за то, что ты так рисковал. Я никогда не забуду твою доброту.
Он пристально смотрит на мою монету, а затем на меня.
— Что это ещё, мать его, такое?
— Плата. За переправу.
— Убери это.
— Ты оказал мне услугу. И это было опасно. Это меньшее, что я могу сделать.
Это единственное, что я могу сделать. Мне больше нечего ему дать. Ну, кроме еды, но я сомневаюсь, что она ему нужна.
Вообще-то…
Есть кое-что ещё, что я могу ему дать. То, от чего предостерегала меня бабушка, но я верю, что Антони не воспользуется этим со злым умыслом.
Я спускаюсь вниз на три ступеньки и прижимаю ладонь к его бицепсу.
— Тиудево, Антони Греко.
Он делает резкий вдох, и я решаю, что это из-за боли, которая возникла из-за заключенной сделки, оставившей след на его коже. Но затем он хмурится, сдвигая брови.
— Это больно, когда она появляется?
Я опускаю взгляд на свою сдавленную грудь. Интересно, появилась ли на ней сияющая точка? Я ничего не чувствую.
Его брови изгибаются ещё сильнее.
— Обычно да, но…
— Что но?
— На моей коже не появилось следа от сделки.