Дом, затерянный в снегах
Шрифт:
Ответ на этот вопрос я получил еще не скоро. А когда получил – было уже поздно.
Окраина деревни СевернойДом, комната
Воскресенье.
Что было дальше – я не помню. Не помню, как мы прошли по лестнице, не помню, как она закончилась, не помню, «падал» Алик куда-нибудь еще или нет… Все как в тумане. Помню лишь, как мы вдруг очутились перед какой-то дверью. Над нашими головами висела копия той люстры, что висела в гостиной, и свет, как и там, сочился непонятно откуда.
Комната была странной. Только дверь, люстра, и больше ничего. По идее, тут еще должна быть минимум одна дверь, которая вела бы на чердак. Но, может, дверь на чердак находится за этой дверью? Дом этот такой странный, что я уже мало чему удивлялся.
– Что делать будем? – спросил Алик.
– Не знаю.
– Я тоже.
Мы помолчали.
– Что-то мне не хочется туда идти, – он кивнул на дверь. – Что, если мы опять исчезнем? В смысле, если я туда зайду – исчезнешь ты, а если ты туда зайдешь – исчезну я.
Я призадумался. В словах друга был резон. Неизвестно, что ожидало нас за таинственной дверью. Одиночество? Чудище? Алик прав – мы снова могли исчезнуть. И никто не знает, выбрались бы мы снова.
– Но стоять тут и пялиться, как бараны на новые ворота, – тоже не дело, – сказал Алик. – По меньшей мере, это глупо.
– И что ты предлагаешь?
– За… зайти туда.
Я промолчал.
– А что? Что дальше делать? Другого выхода нет. Внизу прихожая, гостиная и тот чулан. Все! И окна замурованные. А тут дверь… Может, она выведет нас на улицу?
Я вздохнул.
– Да, туда нужно зайти. Но давай на этот раз держаться вместе. Возьмемся за руки. Вдруг это поможет нам?
Алик крепко взял меня за руку. Мы посмотрели на дверь. Обычная, ничем не примечательная дверь, очень похожая на ту, что на входе. Такая же ручка с изображением тигра, такая же потемневшая от старости поверхность.
Впервые в жизни я испытывал неописуемый страх перед тем как открыть дверь… Я чувствовал, что за ней кроется что-то важное, необычное, что может нам многое объяснить. А может, наоборот, все наши проблемы умножатся в несколько раз, и мы запутаемся окончательно в этом новогоднем бреде.
Алик взялся за ручку. Посмотрел на меня.
«Или не надо?» – читалось в его глазах.
Я твердо кивнул: «Надо».
Алик напрягся и повернул ручку. Я закрыл глаза. Казалось, сейчас выскочит что-то ужасное, собьет нас с ног и съест. Однако… Ничего не произошло. Дверь, скрипнув, открылась. Из комнаты потянуло могильным холодом. Запахло мокрой пылью, как после дождя. В комнате было темно и невозможно было различить, что в ней находится.
Но на лице Алика читалось не то разочарование, не то ожидание, что нечто ужасное обязательно произойдет. В тот момент, когда, расслабившись, мы не будем ждать никакой опасности.
– Ничего, – шепнул мне Алик.
– Хм… – ответил я. – Не нравится мне это.
– И мне. Давай, это… туда зайдем?
– Давай.
Алик еще крепче сжал мою ладонь и шагнул в комнату. Оказавшись в дверях, мы услышали чей-то возбужденный голос.
– Ля-ля-ля, тополя, тра-ля-ля, дур-ля-ля. Да-да, я схожу с ума. И в этом нет ничего удивительного. На моем месте сошел бы с ума любой. Но что делать? Надо как-то приспосабливаться… Взять, что ли, песню спеть? Но я уже спел все, что только можно было спеть. Ну ладно…
на этих словах неизвестный «певец» осекся. – Нет, про смерть не надо, лучше что-нибудь жизнеутверждающее. Например…
Я похолодел. Алик вздрогнул.
– Алик, что это?
– Че… че… по-моему, человек… Голос, по крайней мере, человеческий… И кажется, пацанячий…
Я не знал, как реагировать. Хорошо это или плохо, что там человек, а не чудовище? Впрочем, почему чудовище не может обладать человеческим голосом? Да и к антуражу дома больше подходило чудовище, а не человек. Если это все-таки человек, то как он здесь оказался? Так же, как и мы, или он здесь живет? Будет ли он нам рад? Почему он не заметил, как открылась дверь? Ведет себя так, словно он здесь один. Хоть бы «привет» сказал.
И тут я понял: «Да это же он, наверно, стрелял!» И сразу же в голове зажужжал рой вопросов: «В кого стрелял? Почему стрелял? Откуда у него пистолет? Не стрельнет ли он в нас?»
– Точно, там чувак какой-то, – донесся до меня голос Алика. – Чего мы в дверях стоим? Пошли.
Мы сделали еще шаг. В комнате стало светло. Я посмотрел наверх: на потолке висела такая же люстра, как и во всех комнатах этого дома. Один в один. Тоже не горят лампочки, тоже клочьями свисает паутина…
Интересно – когда стояли в дверях, была тьма кромешная, как только вошли – стало светло. Ради эксперимента я шагнул назад. Темно. Шагнул вперед – светло. Алик понял мою мысль и проделал то же самое. На его лице отразилось искреннее недоумение.
– Вот так номер… – произнес он.
Мы сделали еще шаг. И увидели человека.
Это был рыжий парень примерно нашего возраста. Худой, бледный, в очках. Волосы – дыбом.
Мы с Аликом замерли. Он сидел на полу в позе лотоса и говорил:
– Что бы мне еще сказать? Не знаю. Но что-то говорить надо. Я слышал, что если человек находится в… в этой… как ее… вот, уже слова забываю… в… точно! – в изоляции от общества, то ему обязательно нужно разговаривать. Все равно с кем, хоть со стенами или со своими пальцами. Главное – не разучиться говорить.