Дом Земли и Крови
Шрифт:
— О, я не знаю… жизни? Красивый цветок, вкусная еда или еще что-нибудь?
— Какой в этом смысл?
Она моргнула, потом покачала головой.
— Чудак.
И прежде чем он успел остановить ее, она поставила его телефон перед собой и улыбнувшись широкой улыбкой сфотографировала себя, а затем вернула ему аппарат.
— Вот. Пусть будет одна фотка не трупа.
Хант
Лифт гудел вокруг них, устремляясь вверх. Брайс смотрела, как растут цифры.
— Ты знаешь, кто был этот легионер? — небрежно спросила она.
— Какой именно? Тот, кто пускал слюни на Траскианский ковер, тот, кто высунул язык на пол, или тот, кто пялился на твою задницу, как будто она собиралась поговорить с ним?
Она рассмеялась.
— Должны быть вас всех держат без секса в этих бараках, если присутствие одной женщины приводит их в такое возбуждение. Итак, ты знаешь его имя? Тот, кто хотел поболтать с моей задницей.
— Нет. Только в 33-м нас три тысячи. — Он искоса взглянул на нее, наблюдая, как она следит за растущими номерами этажей. — Может быть, какой-нибудь парень, который смотрит на твою задницу, прежде чем поздороваться, не стоит того, чтобы его знать.
Она подняла брови, когда лифт остановился и двери открылись.
— Именно такого человека я и ищу. — Она шагнула в простой коридор, и он последовал за ней, понимая, когда она остановилась, что только он знает, куда им идти.
Он повернул налево. Их шаги эхом отдавались от коричневой гранитной плитки длинного коридора. Камень местами был потрескавшимся — от брошенного оружия, магических состязаний, настоящих драк — но все еще достаточно отполированным, чтобы он мог видеть их отражения.
Квинлан оглядела холл, имена на каждой двери.
— Только мужчины, или все вместе?
— Все вместе, — сказал он ей. — Хотя в 33-м больше мужчин, чем женщин.
— У тебя есть девушка? Парень? Кто-то, на чью задницу ты пялишься?
Он покачал головой, пытаясь побороть лед в венах, остановился перед своей дверью, открыл ее и впустил Брайс внутрь. Пытаясь отгородиться от образа Шахар, падающей на землю от меча Сандриэль, и от крови капающей с их крыльев. Обе сестры кричали, их лица были почти зеркальными отражениями друг друга.
— Я родился бастардом. — Он закрыл за ними дверь, наблюдая, как она осматривает маленькую комнату. Кровать была достаточно большой, чтобы вместить его крылья, но не было места для чего-то еще, кроме шкафа, комода и стола, заваленного книгами, бумагами, и брошенным оружием.
— И?
— И это значит, у моей матери не было ни денег, ни знатной родословной, которая могла бы это компенсировать. У меня точно нет женщин, которые выстраиваются в очередь за мной. — Его смех был горьким, когда он открыл дешевый сосновый шкаф и вытащил большую спортивную сумку. — Когда-то у меня был человек, которому было наплевать на статус, но это плохо закончилось. — Каждое слово обжигало ему язык.
Брайс обхватила себя руками, впиваясь ногтями в тонкий шелк ее рубашки. Она, казалось, поняла, на кого он намекал. Она огляделась вокруг, словно подыскивая, что бы такое сказать, и каким-то образом остановилась на вопросе,
— Когда ты совершил переброс?
— Мне было двадцать восемь.
— Почему?
— Моя мать только умерла. — Печаль наполнила ее глаза, и он не мог вынести этого взгляда, не мог открыть рану, поэтому он добавил: — потом у меня все пошатнулось. Так что я нанял человека в качестве якоря и сделал переброс. Но это не имело значения. Если бы я унаследовал силу Архангела, то, как только татуировки были бы нанесены на меня пять лет спустя, они подрезали бы мне крылья.
Он слышал, как ее рука водит по одеялу.
— Ты когда-нибудь сожалел о восстании ангелов?
Хант оглянулся через плечо и увидел, что она прислонилась к кровати.
— Никто никогда не спрашивал меня об этом. — Никто не осмеливался. Но она выдержала его взгляд. — Не знаю, что и сказать, — признался Хант.
Он позволил своему взгляду передать его мысли. И я бы ни хрена не сказал об этом здесь.
Она кивнула. Потом посмотрела на стены-ни картин, ни плакатов.
— И никаких украшений?
Он запихнул одежду в сумку, вспомнив, что у нее в квартире есть стиральная машина.
— Мика может обменять меня в любой момент. И нет смысла пускать здесь корни.
Она потерла руки, хотя в комнате было тепло, почти душно.
— Если бы он умер той ночью, что случилось бы с тобой? С каждым падшим и рабом, которыми он владеет?
— Наш договор собственности переходит к тому, кто его сменит. — Он ненавидел каждое свое слово. — Если у него никого нет на примете, все делятся между другими Архангелами.
— Которые не выполнили бы свою сделку с тобой.
— Определенно нет. — Хант начал с оружия, спрятанного в ящиках его стола.
Он чувствовал, что она следит за каждым его движением, словно считая каждое лезвие и пистолет, которые он вытаскивал.
— Если бы ты обрел свободу, что бы ты сделал?