Дом
Шрифт:
Юэль замечает довольный проблеск в глазах Нины. Улыбка ее становится шире.
Она изменилась. Или сейчас Юэль лучше ее понимает? Возможно, Нине совсем не тяжело выносить собственную жизнь. Возможно, она всегда хотела именно этого.
Нина всегда была хорошей девочкой, одержимой порядком и желанием не превратиться в собственную мать. Только с ним она иногда могла становиться кем-то другим.
Их мечты о будущем, музыка, сама их дружба… Возможно, всё было не всерьез. Просто фантазия!..
Старая, на удивление сильная злоба овладевает Юэлем. Прошедших двадцати
– А ты? – спрашивает она. – Чем ты сейчас занимаешься?
Юэль наклоняется и тушит сигарету в стеклянной банке. Усаживается поудобнее.
– Я работаю в ресторане, – отвечает он.
Кажется, Нина ждет чего-то большего, но Юэлю нечего добавить. Он не собирается рассказывать о бездушной ловушке для туристов в Старом городе в Стокгольме или о последней съемной квартире, в которой он живет, не зная, как долго сможет там оставаться.
Юэлю уже хочется закурить снова, но Нина знает, что он всегда курил одну за одной, когда нервничал или злился.
– Ясно, – кивает Нина. – Ты все еще занимаешься музыкой?
Кажется, она пожалела об этом вопросе, едва успев его задать. За вежливыми фразами они приближаются к еще большей недосказанности. Вероятно, Нина надеется, что Юэль избавит от этого их обоих.
Но он не хочет, не может. Злоба – как товарный поезд, который идет прямо сквозь него, гремя колесами. – Нет, – спокойно произносит Юэль. – Я не занимаюсь музыкой.
Ласточка под крышей скребется в стоке для воды.
– Слушай… – взволнованно говорит Нина.
– Я пытался, но им нужны были мы. Они рассчитывали на нас. На наши песни.
– Мы все равно не знаем, вышло бы из этого что-то или нет.
Юэль смеется. Злым, жестким смехом, от которого Нина сжимается.
– Ты смогла себя в этом убедить? – говорит он. – У нас был контракт со звукозаписывающей студией. Но ты уничтожила все и знаешь об этом.
Нина качает головой.
– Кстати, как это произошло? – продолжает Юэль. – Я даже не знал, что вы с Маркусом встречаетесь.
– Я не хочу об этом говорить. Это было так давно. Теперь уже неважно.
– Тебе, может, и неважно. У тебя же есть твоя прекрасная гребаная жизнь с Маркусом и видом на залив.
Нина долго ничего не говорит.
Юэлю интересно, вспоминает ли и она то утро, когда он пришел к дому, в котором Нина жила с мамой. Он купил подержанную машину на то крошечное, оставшееся от отца наследство, которое он получил, когда ему исполнилось восемнадцать. Сумки лежали на заднем сиденье. Он записал сборник, которого хватило бы на всю дорогу до Стокгольма. Там их обоих ждала комната в огромной квартире у старушки в районе Эстермальм. Но когда Нина вышла из подъезда, с заплаканными глазами и в одежде, в которой она, похоже, спала, он уже все знал.
– Ты обещала, – говорит Юэль. – Мы уже почти уехали. Ты должна была знать задолго до… И ты так ничего и не объяснила.
– Я забеременела! Что мне было делать?
Юэль
– Думаю, ты забеременела специально, – говорит Юэль. – Ты струхнула, но не знала, как мне об этом рассказать. И обзавелась лучшим в мире оправданием, чтобы остаться.
Нина выглядит так, словно всеми силами старается не заплакать. Юэль тотчас жалеет о своих словах. Хочет взять их назад, все до единого.
– Ты не можешь винить меня в том, что твоя жизнь сложилась не так, как ты хотел, – говорит Нина.
– Ты ничего не знаешь о моей жизни.
– Я знаю, что ты был пьян или под какой-то наркотой, когда привез Монику в «Сосны».
Кажется, будто Юэль падает. Но он сидит не двигаясь. Лицо его неподвижно – Юэль превратил его в маску из застывшей плоти и крови.
– Это ведь о многом говорит? – продолжает Нина. – Можешь думать что угодно о Маркусе. Можешь думать, что я предала тебя ради него. Но все было не так. Он спас меня от тебя.
Юэль глубоко вдыхает, наполняя легкие воздухом:
– Иди к черту!
И Нина уходит, не говоря ни слова.
Юэль все еще сидит без движения, когда слышит, как гравий вырывается из-под колес машины.
Нина
Нина сбавляет скорость, проехав конюшню усадьбы. Ее трясет.
Она пока не может поехать домой. Если Маркус, как обычно, лежит с компьютером на диване, она увидит его глазами Юэля. То, как тот произнес Маркус, все еще эхом отдается в голове. Она должна взять себя в руки. Снова стать собой.
Нина поворачивает руль и съезжает на узкую грунтовую дорогу у амбара. Участники театральной труппы, которая каждый год ставит там спектакли, обедают на газоне. Их разговор прерывается, когда Нина приближается, но все снова без интереса отводят глаза, когда понимают, что она приехала не к ним. Нина едет дальше в лес. Пыль стоит столбом за машиной. Она подпрыгивает на ямах на дороге. Нина проезжает задворки поля для гольфа, дальше едет мимо лугов с драматически перекошенными деревьями. Она едва их замечает. Перед собой видит только Юэля. Исхудавшего, но крепкого. Широкоплечего, но с такой же плохой осанкой. Он не изменился. Будто наркотики законсервировали его, вместо того чтобы уничтожить.
Слава богу, парковка заповедника почти пуста. Здесь, как всегда, ветрено. Ветер треплет Нинины волосы, как только она выходит из машины. Усиливается, когда она выходит к скалам. Нина смотрит на берег, на луг, где пасутся лошади. Солнце стоит низко и, несмотря на ветер, греет в спину. Где-то вдалеке женщина слышит голоса. Она мельком замечает желтую ветровку – человек спускается вниз со скалы, на которой она стоит, – но ее никто не видит.
Забеременела специально? Лучшее в мире оправдание, чтобы остаться?