Дом
Шрифт:
— Ну и денёк сегодня! С учительницей в окно! Сплю я что ли? — подумал про себя Ваня, а вслух удивлённо и недоверчиво спросил: — Вы, Марья Петровна, со мной в окно полезете?
Та с готовностью кивнула головой. Ваня увидел, как в глазах её прыгают крошечные светящиеся комарики.
— Только уговор — никому! — сказала она, сделав большие глаза.
— Могила, — крестясь, заговорщицки заверил её Ваня и первый перевалил через подоконник.
Марья Петровна откинула за спину косу, озорно улыбнулась
— Ловко вы! — восхитился Ваня.
— Это ещё что! Ты бы видел, как я на лошади скакать умею! — потом по-девчоночьи прыснула в руку и добавила: — Ну а теперь, вперёд, в пампасы!
Они выбрались в сад и услышали, как в доме хлопнула входная дверь. Весёлая, раскрасневшаяся маменька тащила за собой упирающегося Ваниного отца и приговаривала:
— Пойдём гулять, увалень ты этакий! Смотри день какой, как птицы поют!
— Ну куда, куда? — вяло отнекивался отец. — Я бы вздремнул немного после обеда. Такая вялость в теле, право… Вздремнуть бы…
— Успеешь ещё, выспишься, медведь. Ах, запахи-то какие! — она вдохнула полной грудью и засмеялась. «Совсем как Марья Петровна только что», — подумал Ваня. — «Это на них, видно, дом так действует».
— А как же варенье твое? — хватался папенька за последнюю соломинку.
— Да уж готово, остывает. Так что, не отвертеться тебе Арсений от прогулки на реку.
Папенька решительно встал посреди двора.
— Никуда я не пойду. Не хочу.
— Ах не хочешь? Тогда поговори с Глазичевским и иди на железную дорогу работать. Нам долги платить надо.
— И к Глазичевскому не пойду.
Маменька оглянулась вокруг и, убедившись, что никто их не видит, упёрлась руками в широкую спину отца и стала толкать его перед собой. Некоторое время «увалень» не хотел замечать её усилий, но потом всё же сдался, сделал несколько неохотных шагов и маменька потащила его куда-то в сторону Ягодной Рясы. Он лишь посмеивался и вздыхал, мирясь со своей участью.
Марья Петровна, глядя на них сквозь вишнёвые заросли, тихо хохотала в ладошку и крутила головой так, что её коса летала из стороны в сторону.
Отец с матерью вернулись с прогулки ближе к вечеру. Папенька нёс маму на руках. Из карманов его пиджака торчали женские летние туфли.
— Я ногу натёрла! — почти с гордостью заявила маменька домашним, с тревогой ожидавшим их на крыльце. — Мы чуть не до Сибирякова леса дошли, и тут я вдруг поняла, что дальше идти не смогу. Пришлось Арсению Александровичу меня, как полонянку, на руках нести.
— Это ж верст пять, не меньше! — изумилась Наталья.
— Меньше, — заметил папенька усаживая маму в своё любимое кресло-качалку.
— Тяжело, наверное? — уважительно спросила кухарка. — Как у вас руки не оторвались?
— Слава Богу, у нас Глафира Сергеевна не больше воробья весит, так что ничего с моими руками не случилось, — усмехнулся он в бороду и присел на лавку.
— Медведюшко ты мой, — ласково посмотрела на него мама. — Наталья, готов ужин? Мы проголодались, хуже волков.
Вскоре в столовой зажгли лампы, постелили новую белоснежную скатерть, расставили тарелки с голубцами. Воссоединившаяся семья резво заработала ножами и вилками, мимоходом вспоминая события прошедшего дня и поминутно смеясь.
На десерт Ване принесли тарелку остывших пенок от земляничного варенья.
Глава 10
Серьёзный разговор. — Мама узнаёт, что Ваня хочет стать дикарём. — Отчего вздыхают лошади.
— Ваня, ну почему ты так плохо учишься? — спросила мама, усадив мальчика прямо перед собой в кожаное кресло с витыми ручками. Сама она устроилась на корточках перед сыном.
— Я стараюсь, у меня не получается ничего, — опустив глаза и вздохнув ответил тот.
— Ты же способный. Ты быстро соображаешь, голова у тебя на месте. В чём же дело?
— Не знаю. Мама, а, может, я всё-таки бестолковый?
Мама обняла его, засмеялась.
— Бестолковый никогда так о себе не скажет. Уже отсюда видно, что ты умный мальчик.
Она заглянула Ване в глаза.
— Может, тебе учителя не нравятся?
— Нравятся. И Марья Петровна и те, что в школе.
— Так почему ж тебе эта математика не даётся?
— Не знаю. Но мне почему-то кажется, что меня не тому учат.
— Как это не тому? А чему ж тебя учить надо?
— Так сразу не скажешь…
Он замолчал, не решаясь рассказать о своих желаниях.
— Смелей! — подбодрила маменька.
— Ну, по деревьям, например, лазить.
— Помилуй Бог, ты ж не обезьяна? Зачем тебе по деревьям? — удивилась мат.
— Или нырять я б хотел, чтоб по полчаса под водой сидеть. На лошадях кататься. Грозы не бояться. Знать, когда солнце взойдёт. Ещё огонь без спичек добывать. Следы звериные уметь читать. Видеть, как солнечные пчёлы мёд собирают. Или чтоб я мог водорослями питаться. Или рыбой сырой. Или ещё…
— Ваня, прекрати, мне сейчас дурно станет, — оборвала его мать. — Ты что, индейцем захотел стать? Первобытным человеком? Дикарём?
Ваня печально вздохнул и замолчал.
— В общем так, сын ты мой дорогой, мысли эти варварские из головы выбрось. А то там места для математики не найдётся. Обещаешь?
— Конечно, маменька, — глядя картину с рыцарями, кивнул сын. — А сейчас можно я пойду погуляю.
— Нет. Сначала вы позанимаетесь с Марьей Петровной. Потом можно будет и погулять. И не вздыхай так. Ты не лошадь.