Дома костей
Шрифт:
– Я осмотрю восточные башни, – решил он, – а ты западные.
Прежде чем отвернуться, Эллис помедлил, искоса бросив взгляд на дерево-изваяние. Он казался при этом далеким, отчужденным. Он прошел в двери и скрылся в коридоре за ними.
Рин не двигалась с места. Дыхание стало прерывистым, из груди вырвался звук, похожий на икоту. Ноги задрожали, и она опомниться не успела, как уже сидела на одном из запыленных стульев. Она не знала, почему это место так действует на нее, но отрицать его влияние было глупо. Оно было средоточием всех древних преданий, всех сказок на сон грядущий, всех проблесков
Ей вспомнился мертвец, блуждающий по лесу в сером плаще, с половиной резной деревянной ложки.
Еще один сиплый звук вырвался у нее, причинив боль легким: она не плакала, но была близка к этому. Рин с силой зажмурилась, пережидая жжение в глазах.
Отец привел ее сюда, как будто знал, что она задумала. А может, и вправду знал. Может, он давно понял, что именно она придет сюда, к истоку давних преданий, потому что она из тех людей, которым просто неведомо, как это – взять и сдаться.
Ей вспомнилось ощущение своей руки в отцовской руке, вспомнилось, как она сжимала пальчиками его натруженные загрубелые пальцы.
Вспомнилась сидящая в кресле-качалке мертвая старуха, с которой была не в силах расстаться ее дочь.
Вспомнился король иных, покинувший свой дом, потому что он не мог остаться здесь.
И мать с мертвым ребенком на руках и разбитым котлом воскрешения у ног.
Рин стиснула в руке сломанную ложку, чувствуя, как накатывают волны горя.
Эллис не знал, чего ждать от крепости Сиди.
Кое-что о ней он слышал. Барды пели о ней в большом зале Каэр-Аберхена за миску теплого супа с куском крольчатины и соломенный тюфяк. Он слушал рассказы о бессмертных телвит тэг, о великих кровопролитных битвах и о пирах. Он ждал, что крепость окажется точь-в-точь как из этих легенд: непостижимой и недружелюбной.
Чего он не ожидал, так это того, что почувствует себя здесь настолько уютно.
Пока он шагал по коридорам старой крепости, его сердце начало биться спокойно, в четком ритме, дыхание выровнялось. Наверное, потому, что все вокруг напоминало ему обстановку, в которой он вырос: Каэр-Аберхен был хоть и не такой величественной, но все же крепостью – с башнями и стенами, с огромным залом, высокими окнами и слугами, безуспешно пытающимися отвадить птиц от потолочных балок.
Для Эллиса домом были письма, вложенные между страницами тетради в кожаном переплете, и мелкие белые цветы, растущие под окном его спальни. Домом была политая медом теплая овсянка, запах мокрого камня после весенних дождей, кухарки, негромко напевающие за работой.
Домом были вкус, запах и осязание. Не место.
И это место вполне могло быть чьим-то домом.
Он проходил по одному коридору за другим, пока не очутился в самой дальней из комнат. Наверное, здесь были покои самого короля: несколько стен отделяли их от двора, так что более безопасного места в крепости вряд ли можно найти. Огромный камин занимал одну стену, в нем все еще сохранилась подернутая пылью зола, гобелены отяжелели
Эллис протянул руку и провел пальцами по длинному дубовому столу. Ему мерещился звон супниц и кубков, запах тушеного мяса и выдержанного вина. Он закрыл глаза. Крепость Сиди казалась возведенной не из камня, а из воспоминаний.
– Куда же вы ушли? – пробормотал он.
На высокой спинке стула сидел серый голубь. Неудивительно: почтовых птиц наверняка с собой не взяли. Голубь настороженно следил за ним, отвыкнув от присутствия людей.
Дверь в спальные покои короля не поддалась. Эллис нахмурился, толкнул ее снова и сумел поддеть засов так, что тот выскользнул из петель. Дверь медленно приоткрылась.
В спальных покоях пахло плесенью. Когда-то они служили самому Арауну, а теперь стали домом для какого-то зверя, превратившего постель в логово. Пыль, толстым слоем покрывающая пол, взвивалась густым облаком из-под ног.
Если котел воскрешения где-нибудь в крепости, то, по мнению Эллиса, скорее всего, здесь – за крепостными стенами и прочными дверями, в покоях, куда никто не заходил не меньше двух десятилетий.
Он посмотрел сверху вниз на обширную равнину шерстяных одеял и гору набитых гусиным пером подушек. Одна из них была порвана, перья из нее разлетелись по спальне.
Вряд ли котел спрятали под кроватью, но на всякий случай он заглянул и туда. А еще за подушки, за изголовье кровати, в платяные шкафы, в ящики письменного стола. Ползал на четвереньках, ощупывал каждую нишу и уголок комнаты.
Маленькая боковая дверь вела в спальные покои королевы, и Эллис скользнул в нее боком, чтобы не задеть паутину. Комнаты королевы были меньше размером, с мягкими коврами и изысканными драпировками на окнах. Эллис увидел над постелью целый ряд ложек любви с черенками, покрытыми прелестной и затейливой резьбой. Он отвел в сторону штору. В комнату хлынул солнечный свет.
Эллис засмотрелся на заросшую травой лужайку под окном. Поодаль виднелись хижины и другие постройки – наверное, дубильни или кузницы, которые часто тревожили покой обитателей крепости запахами или звуками. Может, в одной из этих тесных кузниц легендарные кузнецы когда-то выковали мечи, убивающие драконов. Их тоже стоило поискать.
Выйдя наружу, он увидел неподалеку Рин: она сидела под старым искореженным деревом, ее взгляд был устремлен куда-то вдаль.
– Смотрю, ты вся в поисках, – сухо заметил он и сел рядом.
Рин повернулась к нему.
– Шучу! – Он вскинул обе ладони в жесте капитуляции. – Ты заслужила отдых.
Неуклюже поерзав, Эллис поудобнее устроился рядом с ней на траве. Плечо ныло, и он гадал, найдут ли они сегодня место, чтобы вскипятить воду для купания. Возможность отмокнуть в горячей воде представлялась ему блаженством.
– Я обыскала три башни, – сообщила Рин. – В одной, видимо, была тюрьма, потому что я нашла цепи и… орудия. В другой – всевозможную упряжь. А в последней… – Она протянула руку. На ладони лежал короткий кинжал. Его кожаные ножны были мягкими, как масло, на крестовине виднелись древние руны. И хотя Эллис предпочитал мечу перо, даже он был готов признать, что это красивое оружие.