Домашний быт русских царей в Xvi и Xvii столетиях. Книга первая
Шрифт:
В Кремлевском дворце, в разных его хозяйственных отделах, великий преобразователь разместил некоторые из своих новоучрежденных коллегий. Так в палатах возле Предтеченской церкви, у Боровицких ворот, помещена была Ратуша, или Земская канцелярия, и Главный Магистрат; в длинном корпусе Кормового и Хлебенного дворцов — Камер-коллегия, Соляная контора. Военная коллегия, Мундирная канцелярия, Походная канцелярия. Конюшенный дворец отдан был под склады сукон и мундира, амуниции, от Мундирной канцелярии и т. д., всего эти разные ведомства заняли 59 палат. Бывшие приемные палаты и жилые здания дворца оставались не занятыми и мало-помалу ветшали и разрушались. Время от времени в них происходили совсем иные, дотоле невозможные торжества и обряды. В Грановитой палате, расписанной «бытейским» письмом, вместо прежних торжественных посольских приемов, теперь, как в весьма удобной пустой храмине, устроивались уже комедии и диолегии. В 1702 г. по случаю свадьбы шута Филата (Ивана) Шанского в палате была устроена «Диолегия» [77] ; а в 1704 г. по случаю свадьбы другого шута Ивана Кокошкина была устроена «Комедия» на счет Монастырского приказа, для
77
Домашний быт русских царей в XVI и XVII ст. Т. 1, ч. 2. С. 347.
Осмотр обнаружил, что во многих зданиях, в разных палатах, особенно в погребах и ледниках, а также под переходами и площадками стены и своды и столпы после бывшего пожара местами осыпались или обвалились, в иных местах показались расселины. Все это, однако, требовало только мелочной починки, на которую по смете и было назначено 6618 р.
Кроме старого собора Спаса на Бору, осмотр не упоминает о подобных ветхостях в жилых государевых помещениях и в приемных больших палатах, из чего можно заключить, что эти отделения дворца в своих стенах еще оставались в добром порядке.
Смета на упомянутые починки была тщательно составлена, и надобная сумма была определена к выдаче, но произведены ли были работы — неизвестно. По-видимому, это дело осталось без исполнения, на что указывает одна незначительная отметка: под площадью меж Золотых палат Царицыной и Государевой, где существовал старый Жилецкий подклет, было навалено много всякого сора, на вычистку которого в 1713 г. за работы назначено 50 р. Та же сумма обозначена была и в 1722 г. по случаю нового осмотра ветхостей для починок и возобновлений. Стало быть, этот сор в течение 10 лет оставался на своем месте нетронутым.
В мае 1722 г. последовал новый указ государя уже из Военной коллегии, по которому «велено в Москве в Кремле городе Его Величества Дом, також и Конюшенный Двор, осмотри, описать имянно: В начале св. церкви, потом жилые и пустые покои и сколько в том числе жилых и пустых, и сколько целых и пустых полат и погребов, и что обветшалых, и какой починки требуют, — и тое опись подать в Госуд. Военную Коллегию».
На этот раз осмотр производил строитель Цейхгоуса (Арсенала) архитектор Христофор Кондрат с поручиком Ив. Аничковым. Они работали почти целый год и представили опись в декабре того же 1722 г. [78]
78
См.: Материалы для истории, археологии и статистики города Москвы. Ч. 1. С. 1283–1340.
Опись в подробности засвидетельствовала давнишнее и полнейшее запустение и обветшание всех дворцовых зданий.
Кровли на всех приемных палатах были уже простые тесовые, отчасти гонтовые или драничные, и те все погнили и обвалились. Покои Теремного дворца стояли без дверей, без оконниц, без полов. Как пожар 1701 г. все деревянное опустошил, так все и оставалось, а каменное тоже, напр., резьба, золоченье, стенопись, все было попорчено огнем и частию обвалилось. Повсюду палаты стояли тоже без дверей и оконниц, без полов и без всякого внутреннего наряда, в иных местах с обвалившимися сводами, в иных отделениях совсем не покрытые никакою кровлею, как стояли, напр., государевы покои, находившиеся подле Куретных ворот и Светлицы, над углом длинного корпуса с Кормовым и Хлебенным дворцами. Очень немногие помещения были возобновлены для необходимого житья служителям или для сохранения каких-либо казенных вещей и припасов. Весь дворец во всех своих подробностях требовал бесчисленных поделок и возобновлений. Расход на это дело по смете выведен был в 52 899 р. Такую сумму не совсем возможно было достать в то время. Со всех сторон деньги были надобны на прямые и неотложные государственные нужды, а здесь представлялся немалый расход на возобновление теперь никому не надобной обширной ветхости, которая была уже давно осуждена на уничтожение новым порядком русской жизни. Как оказывалось, заботы Петра в этом случае ограничивались только устройством некоторых главнейших зданий для предположенной им коронации императрицы Екатерины. Для этой цели, именным указом в начале 1723 г. он повелел «к коронации Ее Величества в Москве Грановитую и Столовую, также и Мастерские палаты (в Теремном дворце) и прочие к тому принадлежащие строения совсем вычинить и исправить так, чтоб в оном могла великая публика чинно исправиться». Издержки на это повелено было употребить из сумм, назначенных на строение Цейхгоуса (Арсенала). Тогда покрыты были новыми кровлями Благовещенский и Архангельский соборы и обновлены починкою палаты Грановитая и Столовая для церемоний и Мастерские палаты — для пребывания в них государя и императрицы. В Грановитой палате стены были подмазаны вновь алебастром, около окон и дверей сделаны штукатурною работою кзымзы с клеймами, которые, как и вся каменная резьба, были вызолочены красным золотом; внизу стен сделаны столярные панели с вызолоченными дорожниками. Стены были обиты бархатом и парчами, а Потайная палата красным сукном. В окнах поставлены новые рамы, устроены везде новые полы. В том же виде возобновлены Столовая и Мастерские. В Мастерских в окнах расписаны фрукты по золоту, стены обиты камками, карнизы и наличники также расписаны золотом. Вообще золото и краски послужили самым лучшим средством для обновления всех этих помещений. На все поделки было израсходовано около 15 000 р. Как известно, коронование императрицы совершилось с большим торжеством 7 мая 1724 г. Десять дней продолжались празднества и за Москвою-рекою, против Кремля, на Царицыном лугу, сожигаемы были великолепные фейерверки.
Петр выехал из Москвы 16 июня. Дворец был оставлен по-прежнему на запустение и разрушение. Жить в нем не было возможности. Двор, во время приездов в Москву, как мы сказали, пребывал обыкновенно в Летнем (Головинском) дворце на Яузе, об устройстве которого так заботился и сам Петр, его основатель.
Изредка и весьма на короткое время императрицы останавливались и в Кремлевском дворце, именно в Потешном дворце, здание которого не было еще слишком опущено и представляло некоторые удобства для помещения. Почти при каждой новой коронации возникала мысль основать пребывание в Кремле. Место своею красотою и оригинальными постройками, без всякого сомнения, очень привлекало каждого нового хозяина. Но как скоро оканчивались церемонии и пиры, все уезжало в Петербург — и о Москве, и о Кремле забывали по-прежнему до нового приезда. Впрочем, весьма трудно было что-либо и сделать из этих неуютных, тесных и беспорядочных строений, стоявших в разбросе, где попало, и своим своеобразием приводивших в совершенный тупик петербургские привычки и потребности новой жизни. Вдобавок здания ветшали с каждом годом. Поправка их стоила дорого и с каждым годом становилась еще дороже. Денег жалели, потому что видели мало пользы в возобновлении дворца, в котором жить все-таки было нельзя. Ко времени коронаций возобновляли только некоторые части, наиболее видные и необходимые для совершения церемоний, именно палаты Грановитую, Столовую, Малую Золотую и Терем.
Императрица Анна, по приезде в Москву в 1730 г., остановилась сначала в Кремле на Потешном дворце; но, вероятно, по неудобству помещения, она вскоре повелела выстроить для себя новый деревянный дворец, где-то подле Арсенала, который и назван был Аннингофом. Лето она провела в Измайлове, принадлежавшем ее матери, царице Прасковье Федоровне. Между тем дворец Аннингоф в Кремле был окончен. Выстроенный по проекту известного в то время архитектора графа де Растрелли, он был, по отзыву современников, весьма красив и убран великолепно. Осенью 28 октября императрица переехала в него на житье. Однако ж к лету она выстроила себе другой Аннингоф, на Яузе, подле Головинского дома. Там она прожила до возвращения в Петербург и с тех пор там же основала свое пребывание. В 1736 г. туда перенесен был и кремлевский Аннингоф, названный зимним, в отличие от тамошнего, который был летним. Впрочем, название яузских дворцов Аннингофом употреблялось, кажется, только в официальных бумагах и, может быть, между придворными. Мосвичи по-прежнему называли их дворцом Головинским, как нередко называют даже и теперь здание 1-го Кадетского корпуса, выстроенное на месте прежних дворцов уже при Екатерине.
В 1737 г., мая 29-го, Москву опустошил страшный пожар, от которого значительно потерпел и Кремлевский дворец. Кровли на всех церквах и почти на всех зданиях, на палатах: Грановитой, Столовой, Ответной и др. — сгорели; в том числе над Красным крыльцом медная кровля, крытая по железным связям и по дереву, сгорела и обвалилась. В Столовой и Ответной палатах пол и в окнах и в дверях рамы и окончины и каменные столбы, около окон косящатой камень облопался и железные связи порвало. Сгорели Верхний и Нижний Набережные сады. В верхних Теремах в одной палате стекла перелопались и сгорела крыша над всхожим крыльцом, крытая белым железом. В палатах за верхними Теремами, т. е. на внутреннем дворе, также на Кормовом и Хлебенном дворцах, в Сушилах, и на Сытном дворце — все выгорело: полы, потолки, двери, лавки. Сгорел также большой корпус Главной дворцовой канцелярии, прежний приказ Большого дворца, стоявший между Колымажными воротами и Рождественским собором, причем большею частию погиб и Архив. Во второй палате этого здания сгорело «44 шафа, а в них положены были разобранные описные и не описные дела по годам, прошлых лет, также писцовые и переписные, и дозорные, и межевые, и отдельные, и отказные, и приходные, и расходные, и другие всякие книги с 7079 (1571) года по 700 год». Утрата, невознаградимая для истории царского быта во всех отношениях, и особенно для истории древних художеств и ремесел, деятельность которых в XVI и XVII ст., с особенною силою приливала ко дворцу. Кроме того, и в других палатах, вместе с делами с 1700 г., сгорели, без сомнения, весьма любопытные бумаги, принадлежавшие Меншикову и Долгоруким, а также Походной канцелярии Петра. Сгорело «князей Долгоруких сундуков и ящиков и баулов и коробок с домовыми делами шестнадцать… три ящика с долгоруковскими крепостьми… четыре сундука с домовыми князя Меншикова книгами и делами».
Хотя после пожара некоторые здания были возобновлены и починены и все покрыты кровлями, однако ж многие из них, особенно на заднем дворе, с того времени, пришли еще в большее запустение и совсем были оставлены.
К новой коронации, при императрице Елисавете, точно так же оказалось, что в московских дворцах, по их неустройству, жить было нельзя, и не только в Кремлевском, но даже в Головинском и Лефортовском. В декабре 1741 г. дан был указ привести их «в совершенное состояние, как можно б было в них жить». При осмотре починок и недоделок нашлось премногое число. Тотчас же начались работы, которые продолжались даже по ночам, и чрез два с половиной месяца, к концу февраля 1742 г., дворцы были готовы. По приезде в Москву императрица остановилась в Потешном дворце, где находилась и аудиенцкамера.
Но Кремлевский дворец все-таки не представлял удобств для постоянного пребывания, и императрица вскоре переселилась на Яузу в Зимний дом, а двор — в Лефортовский дворец. В другой приезд, в 1744 г., она также прожила несколько времени в Потешном дворце.
Желая устроить в Кремле более удобное жилище, Елисавета предполагала было, в феврале 1749 г., построить деревянный дом на Набережном саду, т. е. на каменном корпусе Запасного двора, где помещался этот сад. Заготовлены были уже и лесные материалы; но вскоре это намерение было оставлено и императрица, в апреле того же года, поручила обер-архитектору Растрелли «для строения того дому усмотреть другое место, и чтоб дому быть каменному, а не деревянному». Растрелли назначил было новое место между Набережным садом и Комиссариатскими покоями, «на магазейном комиссариатском», или Запасном дворе. Передуман был и этот план и решено наконец выстроить дворец на месте Средней Золотой, Столовой и Набережных палат, подле Благовещенского собора. С этою целью упомянутые палаты, в 1752–1753 гг., были разобраны со всякою бережью и затем на сводах и стенах древнего подклетного этажа построено в 1753 г. новое здание в растреллиевском вкусе и названо Кремлевским Зимним дворцом. При этом переделано и Красное крыльцо, по показанию архитектора кн. Ухтомского и каменного мастера Дисселя, с сохранением старого рисунка и старой каменной резьбы, которой камни вставлены по-прежнему, а вместо попорченных растесаны новые, под узор. Этот дворец, состоящий из двух корпусов, малого и большого, впоследствии несколько раз переделывался, обстроивался и распространялся новыми покоями, и сломан был уже по случаю постройки теперешнего нового дворца. Между тем другие части дворца все более и более ветшали, без починок и поддержки. Например, о Рождественском соборе протопоп Аврамий доносил, что «в 1751 г. на том соборе крест на главе дубовый, обложенный медью позлащенной, бурею переломило и цепи порвало; под главою крышка медная с подзорами от бури повредилась, так что сквозь сводов течет, внутри подмазка валится и от того падения как бы не учинилось святейшей Евхаристии повреждения». Такое состояние зданий, особенно тех, которые были вовсе брошены, внушало достаточные опасения; следовало, по крайней мере, предупредить их внезапное разрушение.