Домик на краю земли
Шрифт:
Такими ночами, заполненными юго-восточным ветром, туман густо стлался на болотах и по поверхности океана, а далекие огни Истема исчезали во вселенском мраке. На невидимом берегу рядом со мной огромные буруны, рожденные зыбью, накатывались на песок размеренным, траурным шагом полных достоинства жертв, ведомых на заклание, и опрокидывались один за другим с тяжелым величавым рокотом, успевавшим умолкнуть прежде, чем подходила очередь следующего вала выступить вперед из темноты океана. В моем распоряжении оставалось единственное чувственное восприятие, напоминавшее о существовании словно вымершего человечества, — продолжительные жалобы и меланхолическое мычание кораблей, нащупывающих дорогу в нескольких милях от берега.
Все же я не был абсолютно одиноким. Мои друзья из Береговой охраны, патрулируя ночной пляж в любую погоду, часто заходили взглянуть
Одиночество — дело нелегкое, потому что человек, особенно когда он молод, — создание стадное. Мощные инстинкты сопротивляются подобному образу жизни, и тогда человеку приходят в голову мысли довольно странного свойства. Я жил отщепенцем, это правда, однако не претендую на сравнение с традиционным отшельником религиозного склада, окруженным романтическим ореолом XVIII столетия. Еженедельно я совершал прогулки в Орлинс для того, чтобы закупить свежего мяса и хлеба, часто посещал Оверлук, болтал по ночам с патрульными, и, пожалуй, любой анахорет средневековья скорее считал бы меня заурядным обитателем рыночной площади. Однако не только общение с друзьями поддерживало мои духовные силы. Проживая на дюнах таким необычным способом, я находился в самой гуще обильной природной жизни, проявлявшейся днем и ночью, и благодаря этому оказался вовлеченным в круговорот великой жизненной силы, чувствуя, как получаю от нее тайную питающую энергию. Наступило время — это было на пороге весны, — когда эта энергия стала ощущаться так же реально, как и тепло, излучаемое солнцем. Скептики усмехнутся и пригласят в лабораторию, для того чтобы все это продемонстрировать; они начнут разглагольствовать о секретах моей собственной плоти и крови как о явлениях обособленных, не подверженных влиянию извне; однако я полагаю, что те, кому приходилось жить в окружении природы, стараясь не затворяться от нее, согласятся со мной. Жизнь — это вселенская энергия, подобная электричеству или земному тяготению; ее присутствие поддерживает саму жизнь. Эта сила может вмешиваться в отдельную жизнь, подобно мгновенному соединению лавины огня с пламенем свечи.
Я перехожу к рассказу о птицах, зимующих на этом побережье, о сезонном чередовании видов, о том, как пернатые ухитряются жить в этих краях.
Прогуливаясь по пляжу ярким бурным январским утром, я прежде всего ощущаю пространство, красоту природы и одиночество. Летние птицы исчезли, и в эти минуты на целые мили вокруг не видно ни единой прибрежной или морской птицы; скрылись даже постоянные обитатели — чайки. Я иду, и морские ласточки не бросаются на меня вниз со склонов дюн, браня за вторжение в их необъятное вековое царство; болотные серые кулики не поднимаются в воздух при моем появлении, не закладывают виражи над ближними бурунами, для того чтобы снова усесться в сотне ярдов поодаль. Летние обитатели и осенние переселенцы пляжа — болотные серые кулики, зуйки, желтоножки, «узелки», песчанки — все улетели на юг в погоне за солнцем, рассеявшись по необъятному пространству земли от Каролины до Патагонии. Хорошо всем знакомые песчанки — я имею в виду Crocethia alba — оставались здесь удивительно долго. Казалось, будто их число в октябре вовсе не уменьшилось по сравнению с августом; они изобиловали и в ноябре, однако в декабре их стаи поредели, а к рождеству на Кейп-Коде задержались лишь отставшие или калеки.
В день Нового года я вспугнул на пустынном пляже небольшую стаю обыкновенных камнешарок (Arenaria interpres morinella). Они взлетели при моем приближении и унеслись к югу вдоль склона дюны, обращенной к океану. Я навсегда запомнил эту редкую картину, так как она была демонстрацией сочетания необычайных природных цветов. Три основных цвета преобладают в оперении этой птицы, которая лишь немногим крупнее полуперепончатого песочника. Эти цвета — черный, белый и глянцевитый красно-каштановый. В полете они наглядно демонстрируют цветовые пятна и четкие полосы своего оперения. На этот раз высокие склоны дюн и берег, уходящий вдаль, были холодно-серебристыми с налетом господствующего нежно-фиолетового
Наблюдая за этими почти декоративными птицами, уходившими от меня в обширный мир океана, я подумал о том, насколько мало сказано о красоте оперения птиц Северной Атлантики.
О них написано множество книг, большинство людей любят этих пернатых, и все же нам явно недостает трудов и альбомов, воздающих им должное. Мы мало говорим об их привлекательности, и подобная «эстетическая оценка», кажется, уже привела к тому, что становится все меньше и меньше эффектных, но, увы, несчастных созданий — лесных уток Aix sponsce.
Существует множество и других пернатых с приятной наружностью, заслуживающей тщательного описания. Очень красивая птица камнешарка! Ей не уступает прачка. Гага гребенушка вообще великолепная птица!
Другая мысль, пришедшая в голову при виде улетающих камнешарок, была о том, что птица познается по-настоящему только в полете. С первых шагов моей жизни в дюнах в обществе отличных летунов я начал постигать взаимосвязь, существующую между птицей со сложенными крыльями и той же птицей в полете, она равнозначна отличию живой птицы от чучела. В некоторых случаях разница в облике летящей птицы и птицы, сидящей на земле, настолько разительна, что кажется, будто это два совершенно разных создания. В воздухе выявляются не только отдельные цвета или их сочетания в оперении, в полете как бы проявляется индивидуальность птицы. Вы можете наблюдать за пернатыми, сидящими на земле так долго, как вам это угодно, но, насладившись их видом и повадками, не бойтесь вспугнуть их, хлопнув в ладоши. Это причинит им не слишком много вреда, и они вскоре простят вас. Обратите внимание на птиц в полете.
Вода отступила от берега, и буруны превратились в игрушечные завитки пены, окаймляющие кромку отлива. Исчезли тонконогие, легкокрылые народцы — неутомимые скитальцы, деловитые копатели, деятельные непоседы. Они отправились на юг вместе с солнцем вдоль сверкающих пляжей, широких заливов, на юг, во след за светилом. Перемещаясь вдоль края континента, они хранят бог знает какие волнующие тайны в своих крохотных головках, движимые древними инстинктами. Размышляя о южных краях, куда улетели птицы, я вспоминаю ночную прогулку по тропическому пляжу в Центральной Америке. Стояла глубокая ночь, и было совершенно безлюдно; теплый устойчивый ветер колыхал листья пальм, шумевших, словно ливень; полная луна величественно плыла сквозь ветер над океаном, а волны прибоя казались отлитыми из расплавленного зеленоватого лунного света. Неожиданно стайка небольших птиц вспорхнула над пляжем, словно возникнув из пустоты. Пташки покружили в воздухе — их заметно сносило в сторону ветром, — а затем так же внезапно растворились в этом буйном великолепии. Как теперь я думаю, это были скорее всего серые болотные кулики, наши кейп-кодские малыши!
А сейчас вернемся в Северную Атлантику, на дюны Истема, и поговорим о сезонной смене видов. Я об этом уже упоминал в начале главы. Когда мелкие птицы улетали в тропики, их сородичи из арктических областей, следуя импульсу миграции, по мере убывания года передвигались к югу вдоль берега Новой Англии, пока не открыли для себя в безлюдной пустынной местности Кейп-Кода собственную Флориду. То были арктические морские утки. Это в основном крупные, тяжелые и сильные птицы, словно специально созданные для того, чтобы выдерживать пронизывающие холода, ледяную воду, и словно нарочно запакованные в водонепроницаемые костюмы из перьев, напоминающих разновидность меха. Они принадлежат к подотряду Fuligulinx — жителей самых отдаленных арктических вод. Кроме них из Арктики прибывает множество других гостей: гагарки, кайры и даже чистики. Эти предпочитают южную часть Кейп-Кода, ту, где более теплые течения омывают обширные отмели.
Кроме названных пернатых моими соседями по пляжу были три разновидности турпанов, или, как их попросту, но неправильно называют, лысух: чернокрылые Oidemia americana, белокрылые Oidemia deglandi, скунсовые Oidemia perspicillata. Я видел также чернетей, или синеклювых свистух, Marila marila, ныряющих уток Chantonetta albeola, гаг Harelda hyemalis, гаг Somateria dresseri, гаг-гребенушек Somateria spectabilis и других им подобных пернатых. Возможно, до появления белого человека количество птиц открытого моря, селящихся в этих местах, превышало число летних обитателей, теперь же, увы, охотники должны развлекаться своими огнестрельными игрушками, и зимние стаи пернатых поредели, а некоторых птиц полностью истребили. В наши дни летнее птичье население превышает количество зимних гостей.