Домик на краю земли
Шрифт:
Однажды я мог заполучить очень редкую птицу. В первый же день знаменитого северо-восточного шторма, пробиваясь около полуночи сквозь завесу дождя со снегом, я обнаружил в «разрезе» дюны тело кайры. Птица умерла незадолго до этого, потому что была еще эластичной, и когда я взял ее на руки, то ощутил слабое, угасающее тепло отжившей плоти. Птица оказалась редким экземпляром кайры Uria troile troile — видом, почти вычеркнутым из списка живых существ.
У меня создалось впечатление, что ее сильно потрепало штормом. Когда прояснилось, я захотел разыскать птицу, однако сильный прилив и ветер, ворвавшись в «разрез», оставили после себя только бесформенную кучу песка и камней.
Пернатые обитатели океана способны питаться очень мелкой добычей, какую только можно захватить клювом; птицы подбирают ракушки в пустынных районах пляжа, поедают некоторые
Примерно с середины декабря я сделался свидетелем забавной игры. Я наблюдал, как совпали интересы морских птиц и обитателей пространств, лежащих на запад от дюн. По мере того как на возвышенной части полуострова пища становилась редкостью, вороны, виргинские куропатки и скворцы стали проявлять повышенное внимание к морю и солончаковым лугам; одновременно чайки принялись исследовать болота и привыкать к сидению на ветвях сосен, растущих во внутренних районах полуострова. Некая умудренная опытом чайка однажды выяснила, что можно неплохо поживиться в курятнике мистера Джо Кобба у западной окраины большого болота; и вот, каждое утро это догадливое создание, улизнув от тысячи своих сородичей, кружащих над холодным прибоем, устремлялось в курятник и трепыхало там крыльями в толпе кур. Там она занималась грабежом, поклевывая зерно, словно обыкновенная домашняя птица, пока не насыщала свою утробу. Сомневаюсь, чтобы эта чайка принесла курятнику много вреда. Однажды весной, после многолетних посещений, эта птица исчезла и больше не появлялась. Очевидно, она исчерпала запас лет, отведенных для чаичьей жизни.
Я делаю небольшую паузу для того, чтобы поразмыслить немного о том, насколько мало мы знаем о продолжительности жизни животных. Лишь примеры исключительного долголетия или чрезвычайно короткой жизни привлекают внимание человека. Можно раскрыть любую книгу о птицах и найти в ней подробнейшее описание их биологических особенностей и повадок. Однако там ни слова не сказано, хотя бы приблизительно, о продолжительности их жизни. Такие данные чрезвычайно трудно заполучить, и, возможно, мои сетования недостаточно обоснованы, однако иногда почему-то хочется, чтобы и эта неизведанная сторона жизни пернатых привлекала большее внимание.
За все лето я не замечал на болотах скворцов, но теперь, с наступлением зимы, они покидают холмы, расположенные около станции Береговой охраны и отваживаются появляться в дюнах. Подобные разведывательные экспедиции все же довольно редки. Я видел, как эти птицы летали над солончаковыми лугами и усаживались на столбы ограждения охотничьих угодий, но ни разу не видел их на внешнем пляже. Иное дело — вороны. Эти проныры не оставят без внимания любую местность, заслуживающую осмотра, и в течение всего лета я встречал их на берегу раза три-четыре, причем вороньи визиты наносились, как правило, в ранние утренние часы.
Однажды теплым октябрьским днем, случайно посмотрев в сторону топей, я стал очевидцем сражения, происходившего между двумя чайками и молодой вороной. Борьба велась за обладание какой-то снедью, добытой вороной на равнине. Это было картинное зрелище, потому что чайки, окружив ворону, били ее своими серебристыми крыльями до тех пор, пока та не стала походить на молодого демона со старинной гравюры, изображающей войну на небесах. Наконец, одна из чаек завладела вожделенным куском, отлетела с ним немного в сторону, а затем проглотила, предоставив вороне и своей напарнице лишь «думушку думать» о случившемся, как поется в старинной песенке. Холода и крайняя нужда заставляют ворон превращаться до некоторой степени в бичкомберов. В тихую погоду эти птицы появляются на пляже с наступлением малой воды. Они тщательно обшаривают песок и немедленно возвращаются на свои возвышенности, как только теряют исключительное право на обладание пляжем. Налет чаек гонит их прочь, и они улетают, печально каркая, рассекая океанский воздух своими большими крыльями. Даже находясь на широком, пустынном пляже, вороны остаются самыми бдительными существами, и, если у меня возникает желание посмотреть поближе, чем они там занимаются, приходится подкрадываться к ним, соблюдая в десять раз больше осторожности по сравнению с той, которую пришлось бы проявить по отношению к другим птицам. Мне приходилось ползти на животе наподобие червя сквозь проемы и ложбины в дюнах, по холодному песку, способному вытянуть из живой плоти последнее тепло. Обычно я обнаруживал, что вороны занимались поеданием рыб, выбросившихся из бурунов накануне или несколько дней назад. Вороны трудились споро с самым серьезным видом.
Время от времени стая береговых жаворонков пересекает дюны и усаживается на берегу с подветренной стороны, в полуденной тени песчаных холмов. Они проносятся очень низко. Стайка как бы падает и согласно взмывает вверх, сообразуя полет с колебаниями уровня рельефа. Эта манера передвижения придает их полету живописный и занятный вид скольжения тележки по «американским горкам». Добравшись до внешней стороны дюн, птицы все же держатся возвышенной части пляжа, никогда не отваживаясь приближаться к самому океану.
Береговые жаворонки Otocoris alpestris попадаются мне зимой, пожалуй, чаще остальных птиц В этом сезоне их здесь тысячи; действительно, они так многочисленны, что мне почти не удается пройти позади дюн без того, чтобы не вспугнуть этих настороженных и пугливых коричневатых созданий. Их царство располагается к западу от дюн, в полях с солоноватой травой, перемежающихся с заболоченными участками. Участки эти простираются между дюнами и протоками, бегущими параллельно песчаному барьеру. Прибывая из Гренландии и Лабрадора, эти пичужки появляются на лугах Истема в октябре — ноябре и всю зиму добывают себе пропитание, бегая по ощетинившейся сухой траве. Единственный звук, который они издают в здешних местах, — печальное «циип, циип», доносящееся из травы, если их побеспокоить. Однако говорят, что у себя дома, на Лабрадоре, в брачный период они умеют петь куда более мелодичную песенку.
Чудесный зимний полдень. Я возвращаюсь на «Полубак» лугами с посохом в руке и грузом продовольствия в рюкзаке, висящем у меня за спиной. Предыдущий день принес снежные шквалы с норд-веста, и пятна снега лежат на заливных лугах и болотах. Удивительные снеговые гнезда повисли на пучках жесткой, словно проволока, дюнной травы, согнутой и спутанной ветром в своеобразные чаши. В дюнах нередко можно встретить подобные картинки. Я останавливаюсь для того, чтобы полюбоваться этими гнездами, потому что в них кроется нечто тонкое и изящное, присущее японской живописи. Воздух поражает синевой, синяя пелена холода лежит на болотах, и на юге длинная узкая лента облака дымит своим верхним краем через все небо. Иногда мне встречаются на пути круглые темные предметы, лежащие поверх тонкого слоя снега. Это сношенные панцири подковообразных крабов. Стайка нервных береговых жаворонков, прятавшихся под брошенной сенокосилкой, появляется оттуда совершенно неожиданно. Птицы разбегаются, взлетают и, пролетев в южном направлении ярдов пятьдесят, внезапно падают вниз, исчезая в траве. Немногочисленная группа виргинских куропаток — эпизодических возмутителей спокойствия здешних лугов — держится настороже, ожидая моего ухода, а затем снова принимается клевать. К западу от болот я слышу многоголосые крики чаек: мяуканье, клекот и еще один любопытный звук, напоминающий горловой лай Голубые и холодные полуденные тени скапливаются в проемах дюн; воздух наполнен терпким запахом моря.
Стоит малая вода, и серебристые чайки Larus argentatus кормятся на обсыхающих площадках и гравийных банках. Наблюдая за ними в бинокль, я вижу, что они ведут себя с беспечностью домашней птицы на какой-нибудь ферме. Их шумные толпы и сборища имеют одомашненный вид. Чаичье население Кейп-Кода — обособленный народец, и, хотя отдельные конгрегации живут в разных заливах и болотах, вся масса чаек в целом мгновенно узнает о появлении какого-либо нового источника пропитания и тут же собирается вместе на определенном участке пляжа. Чайки так привыкают к присутствию человека и ведут себя настолько бесстрашно, что могут следовать за ним по пятам в надежде раздобыть хоть немного пищи. Я много раз видел, как эти крупные птицы расхаживают вокруг сборщиков ракушек, время от времени швыряющих им разбитые экземпляры, словно кусочки мяса голодным котятам. В скудное время года сборщик ракушек может совершенно неожиданно услышать у себя за спиной хлопанье крыльев и, обернувшись, увидеть улетающую чайку, укравшую ракушку прямо из ведра.