Домик в прерии ч.2
Шрифт:
Почему папа не должен показывать, будто он чего-то боится? Папа никогда ничего не боялся. Лора не хотела показывать, будто она боится, но на самом деле очень боялась. Она боялась индейцев. Джек теперь не опускал уши и не улыбался Лоре. Даже когда Лора его гладила, уши у него торчали кверху, волоски на шее топорщились, а зубы были оскалены. Глаза у него были злые. С каждой ночью он рычал все свирепей, барабаны индейцев били все чаще и чаще. а дикий вой становился все пронзительней и громче.
Однажды посреди ночи Лора проснулась от
Мама быстро подбежала к ней и ласково сказала:
— Успокойся, Лора. Ты напугаешь Крошку Кэрри.
Лора прижалась к маме и увидела, что на ней не рубашка, а платье. Очаг погас, в доме было темно, но мама еще не ложилась. В окно лился лунный свет.
Ставни были открыты, папа стоял в темноте у окна. В руках он держал ружье.
Из тьмы доносились бой барабанов и жуткие вопли индейцев. Потом опять раздался тот же страшный звук. Лоре показалось, будто она куда-то падает и вокруг нет ничего, за что можно ухватиться. Прошло много времени, прежде чем к ней вернулась способность видеть, думать или разговаривать.
— Что это! — вскричала Лора. — папа, что это?
Она вся дрожала, ее даже затошнило. Она слышала бой барабанов и дикие, пронзительные вопли. Мама крепко прижала ее к себе, а папа сказал:
— Это боевой клич индейцев.
Мама что-то ему шепнула, но папа возразил:
— Пусть знают, Каролина.
Он объяснил Лоре, что индейцы таким способом говорят про войну. Только говорят, и при этом пляшут вокруг костров. Лоре и Мэри нечего бояться, потому что папа с ними, и Джек тоже с ними, а в Форт-Гибсоне и Форт-Додже — солдаты.
— Поэтому не бойтесь, девочки,— повторил папа.
Лора, вздохнув, сказала:
— Хорошо, папа, — но все равно до смерти боялась.
Мэри ни слова не могла сказать, она спряталась под одеяло и вся дрожала.
Потом Кэрри заплакала, мама взяла ее на руки, села в кресло и стала укачивать. Лора слезла с кровати, подошла к маме и уткнулась ей в колени. Мэри последовала ее примеру и тоже прижалась к маме. Дикие вопли были страшнее воя волков. Сейчас начнется что- то ужасное, подумала Лора. И оно началось — раздался боевой клич индейцев,
Эта ночь была страшнее всякого кошмара. Кошмар — это всего лишь сон, и когда он становится невыносимым, человек просыпается. Но это происходило наяву, и проснуться Лора не могла. Она не могла никуда от этого уйти.
Когда боевой клич смолк, Лора поняла, что индейцы до нее еще не добрались. Она все еще сидит в темном доме около мамы. Мама дрожала всем телом. Джек долго рычал, а под конец жалобно завыл. Кэрри опять заплакала, а папа вытер со лба пот и сказал:
— У-у-у-х! Я еще в жизни такого не слыхивал. Интересно, как они этому научились? — спросил он, но никто ему не ответил. — Им и ружей не надо. Этот рев хоть кого до смерти напугает,— продолжал папа.- У меня во рту так пересохло, что я, хоть убей, даже свистнуть не могу. Подай мне воды, Лора.
От этих слов Лоре сразу стало легче. Она принесла папе полный черпак воды. Он взял у нее черпак, улыбнулся, и она повеселела. Папа отпил немножко воды, еще раз улыбнулся, сказал:
— Ну вот, теперь я хоть посвистеть могу! — и стал насвистывать, показывая Лоре, что все в порядке.
Потом он прислушался. Лора тоже прислушалась.
Издалека донесся глухой топот лошадиных копыт — пит-пэт-пэт, пит-пэт-пэт. Топот приближался.
С одной стороны дома слышался бой барабанов и частые пронзительные вопли, а с другой — стук копыт мчащейся галопом лошадки.
Топот приближался, копыта стучали все громче, а потом всадник промчался мимо, и топот постепенно стих где-то на дороге к ручью.
В свете луны Лора разглядела черную индейскую лошадку и сидевшего на ней индейца. Он был закутан в одеяло, над бритой головой качались перья, а на стволе ружья мерцали отблески лунного света. Потом все исчезло и не осталось ничего, кроме пустынной прерии.
Папа сказал, что ничего не понимает. Это был тот самый осейдж, который пытался говорить с ним по-французски.
— И куда его несет среди ночи? — спросил папа, но никто ему не ответил, потому что никто ничего не знал.
Барабаны стучали, индейцы продолжали вопить. Жуткий боевой клич раздавался снова и снова.
Прошло очень много времени, и мало-помалу крики начали стихать. Крошка Кэрри наконец перестала плакать и уснула, а Мэри с Лорой мама велела ложиться спать.
На следующее утро никто не выходил из дома. Папа никуда не отлучался. Из лагеря индейцев не доносилось ни звука. Вся огромная прерия затихла. Лишь ветер, свистя, проносился над почерневшей землей. Нигде не шуршало ни единой травинки. Пролетая мимо дома, ветер ревел, словно бурный поток.
В эту ночь шум в лагере индейцев был еще страшней, чем накануне. Боевые кличи были хуже самого ужасного кошмара. Мэри с Лорой прижались к маме, бедняжка Кэрри плакала, папа с ружьем в руках караулил у окна. Джек всю ночь напролет бродил из угла в угол, а заслышав боевой клич, рычал и завывал в ответ.
С каждой ночью становилось все хуже и хуже. Мэри с Лорой так устали, что засыпали даже под бой барабанов и под вопли индейцев, но как только раздавался боевой клич, вздрагивали и в ужасе просыпались.
А тихие дни были даже страшнее ночей. Папа все время наблюдал и прислушивался. Плуг валялся в поле, где папа его бросил, Пэт, Пэтти, Зайка и корова с теленком были заперты в конюшне. Девочек не выпускали из дома. А папа ни на минуту не сводил глаз с прерии и при малейшем звуке тотчас оборачивался. За обедом он почти ничего не ел, то и дело вскакивал, выходил из дома и оглядывал прерию.
Однажды он уронил голову на стол и заснул. Мама, Мэри и Лора молчали, боясь его разбудить. Он ведь очень устал. Но не прошло и минуты, как он проснулся, вскочил и сердито крикнул маме: