Доминатор
Шрифт:
— А если захочется помочиться?
— Помочитесь. Вода, достигшая мочевого пузыря, уже не пригодна для использования в организме. Но нам не следует больше разговаривать, мистер Уайльд.
Она снова скрылась под своей накидкой и замерла — статуэтка, укутанная в пыльную ткань. Уайльд сидел рядом. От горячего песка по всему телу поднимались волны, вытягивающие силы из усталого тела. Он опустил складку своего хайка. Жаль, что я никогда не занимался йогой, — мелькнула мысль. Некоторое время он думал о Серене, а затем его мысли переключились на Ингу. Канем и Фодио должны были уже вернуться на остров, и Инга знает, что планы исполнены. Какими же извращенными должны быть мыслительные процессы в этом замечательном мозгу. Возможно, это выглядело как-то так: я люблю Уайльда, и я ненавижу Уайльда; я хочу, чтобы Уайльд умер, но не могу убить его сама, даже не смогу смотреть, как его будут убивать; его смерть не должна быть быстрой, как от выстрела или удара ножа; он должен умирать медленно, от жажды, и проклинать меня каждой клеточкой своего тела. Что ж, если ей чего-то хотелось, то она всегда получала желаемое. Но если Инга действительно думала так, то, значит, она изменилась. Та Инга, которую он знал в Стокгольме, была склонна к эмоциям не больше, чем гремучая змея. А потом Уайльд стал думать о высоких стаканах с коктейлями из рома и кока-колы, до половины заполненных льдом. Как ни странно, в это время мысли о еде не приходили ему в голову. И это было счастьем — они лишь добавили бы переживаний.
Он думал о других людях, других местах, о плавании среди мощных волн прибоя на Кобблер-рифе близ Барбадоса, а потом вспомнил, как его вместе с Ингой когда-то заперли в холодильнике в Стокгольме. Голая Инга, ее белое тело от холода розовеет. Он думал…
…Серена трясла его за плечо. Уайльд дернул головой и попытался подняться, но его ноги и руки совершенно онемели. Серена откинула ткань с его лица, и он увидел, что кроваво-красный шар солнца за спиной почти коснулся песка. В воздухе уже не ощущалось жары, но она сохранилась под одеждой, и тело жгло от пота, пыли, укусов москитов и песка.
Серена помогла ему подняться на ноги.
— Вы понемногу разойдетесь. Сегодня ночью, пока у нас еще есть силы, мы должны пройти как можно больше.
— Куда?
Девушка показала на сияющую в небе Венеру.
— Она должна все время быть справа. Скоро покажутся и другие звезды.
Он резким шагом, почти по-военному, двинулась вперед. Уайльду в первый момент показалось, что он идет по пляжу; если он сразу же не отрывал ногу от почвы, то она по щиколотку погружалась в песок. Это утомляло, но он больше уставал не от движения, а от того, что видел. Несмотря на то, что солнце скрылось, видно было очень хорошо: ночь была светлая, а вокруг вздымались бесчисленные волны барханов — вблизи, вдали, позади, со всех сторон.
Серена оглянулась на Уайльда через плечо.
— Когда мы выйдем из песчаного моря, будет гораздо легче. Если ничего не произойдет, то это случится уже завтра ночью.
Уайльд старательно переставлял ноги. Он не мог воспринимать завтрашнюю ночь как что-то реальное. Поднявшийся ветер с шипением и свистом хлестал по песку и людям, а температура стремительно понижалась. Предыдущая ночь, которую Уайльд провел, вися на кресте над озером Чад, была куда теплее.
Они шли, дрожа от холода и спотыкаясь в песке. Уайльду даже показалось, что он спал на ходу, не отрывая взгляда от спины Серены. Дама, подумал он. Дама в беде. Моя дама.
Потом он обнаружил, что стоит на коленах и вот-вот упадет ничком. Ветер успел нанести песок вокруг его бедер. Он глядел, как Серена уходит от него под восходящей луной, глядевшей с неба как замерзшее солнце. Но она остановилась, обернулась и вернулась к нему.
— Нет, нет, мистер Уайльд. Мы должны идти до самого рассвета.
— Как скажешь. — Он встал, задумавшись, почему она так беспокоится о нем.
Рассвет наступил так же неожиданно, как и сумерки. Серена ни говоря ни слова села, завернувшись в хайк. Уайльд попытался облизать губы и его язык чуть не прилип к небу. Горло пересохло настолько, что даже дышать было трудно, а от непрерывного свиста ветра, казалось, что у него дрожат все внутренности. Несколько глотков затхлой воды, которую дала ему Инга, превратились в памяти в нектар. Связно мыслить было невозможно. Закрытыми глазами Уайльд видел волосы Инги, которые, казалось, стали частью пустыни и солнца; они извивались и качались в мерцающей белизне, обматывались вокруг его тела, опутывали ноги и руки, забивали рот. Волосы Инги были реальны. Они были единственной реальной ее частью. Волосы Серены тоже были реальными. Но они были черными и жесткими, как проволока, а не мягкими и прилипчивыми. Никто не стал бы вешаться на волосах Серены. Но тот, кто захотел бы повеситься на женских волосах, не мог бы выбрать ничего, лучше волос Инги.
— Пойдем! — сказала она. Не Инга, Серена. Хотя, может быть, они обе были здесь и тянули его вперед. Снова наступила ночь, и с ней холод. Уайльд уже провел два дня и одну ночь без воды, без пищи и, возможно, без жизни. Песок с каждым шагом становился все мягче и глубже. Но на самом деле это вовсе не был песок. Это были волосы Инги, рассыпавшиеся по всей Северной Африке, протягивающие свои щупальца вверх, к Средиземноморью и Европе. Можно было бы надеяться выйти из моря песка, но не из волос Инги.
Серена остановилась. Он не заметил этого и уткнулся в нее. Она, не издав ни звука, поддержала его и заставила остановиться, а сама опустилась на колени и принялась разглядывать песок. В эту ночь, как и накануне, на безоблачном небе сияла огромная луна. И со свистом летел песок с севера на юг.
Уайльд рухнул на колени рядом с девушкой.
— Караван? — Слово отдалось в его собственных ушах невероятной бессмыслицей.
— Следы верблюдов. Идут на север.
— Мы пойдем за ними?
Она помотала головой.
— Этим следам два дня, мистер Уайльд.
— Но будут и другие?
— Возможно, мистер Уайльд. Может быть завтра, может быть через месяц. Мы не можем ждать.
— Знаешь, что я тебе скажу, дорогая. Ты иди, а я подожду.
Серена стояла перед ним, так близко, что он улавливал запах ее пота.
— Вы умрете, если остаетесь здесь, мистер Уайльд. Ни один человек не должен желать преждевременной смерти.
— А ты не подумала, что мое время, может быть, настало? Тебе не приходилось читать «Талисман?» — Странно, что он не подумал об этом прежде: когда он говорил, выделялась слюна. Теперь он мог говорить.
— Нет, мистер Уайльд.
— Эта книга о нашем английском короле, по имени Ричард. Та еще штучка. У него была забавная привычка носиться по этой самой части света и рубить всех, кто попадется навстречу, своим мечом. Очень большим мечом. И так продолжалось до тех пор, пока он не встретил парня по имени Саладин.
— Я слышала о Салах-эд-дине, мистер Уайльд.
— Я так и думал. Ну вот, Ричард сказал: «Я лучше тебя, дружище», взял кусок железа и разрубил его на две части своим огромным мечом. А Саладин, наверно, сказал ему: «А так ты можешь сделать?», подкинул в воздух шелковый платок и разрубил его на лету пополам своим симитаром. Тогда нашему парню, Ричарду, пришло в голову, что одни люди принадлежат пустыне, а другие — туману. И он возвратился к своему туману. И остался там.
— Но прежде он должен был преодолеть пустыню. — Серена прижала руки к его щекам и поцеловала в губы. У нее все еще была слюна. Уайльду показалось, что именно таким должен быть нектар.
— Объясни мне, зачем?
Девушка улыбнулась. Именно эту улыбку он видел во время их мимолетной встречи в той комнате в Кано столетия тому назад. Незабываемая улыбка.
— Вы — человек, который убивает. И Инга боится вас. Я слышала это в тоне ее голоса, видела в том, как она смотрела на вас, как она хотела вас. До вашего приезда я ни разу не замечала в Инге страха.