DOMINI ПАНЕЛЬ
Шрифт:
– Не дай пропасть, болярин! – Прохор полез своею грязной пятернёй под бороду: – Полыхает!
– Я, между прочим, тоже этой ночью не молочко кушал! – пробурчал Антон.
– Ты смотри, что делают! – гаубицей забухал у самого Тошкиного уха голос дяди Казимира. – Ты погляди! – мэтр тряс перед собой жирным, как сосиска, пальцем.
В дальнем конце колоннады хохот стоял невообразимый: обкуренные подростки задирали подол молодой, черноглазой, стыдливо сжавшейся в комок девушке, двое из них нагло тянули из её рук сверкающую чёрным перламутром дамскую сумку.
– Вот даёт пехота! – воскликнул мэтр. – И никакой на них управы. А? Каково?..
– А кому нужда с ними связываться? – почёсывая бороду, хрипло пробасил Проша. – Клея нюхнули, вот и бузят! Им сейчас сам чёрт не брат!
– Времена!.. – печально констатировал Казимир Иванович, поднося к своему выдающемуся, покрытому тонкой паутинкой фиолетовых капилляров, носу громадный клетчатый платок. Смачно дунув в него, липко прошептал: – Ух, хорошо!
– Гнать их отсюда!.. – неожиданно подал голос возившийся с этюдником Антон, – иначе сядут они нам на шею, вспомните мои слова. И будем мы здесь сами вроде проституток – только глазками отсвечивать.
– Истину глаголешь, боярин! – горько усмехнулся Прохор, – и не за горами сей скорбный день!
– Вот-вот! Уже видны его сияющие зори! – с усмешкой добавил Антон.
– А ведь верно! – вдохновился дядя Казимир. – Может, она и есть эта самая проститутка! А? Шлюшка. Вы как, братцы? Тогда понятно, за что мучат девку: это они мзду с неё дерут, крохоборы.
– Не, – мотнул головой Прохор, – ты глянь, Иваныч, какая она проститутка? Одно пальтишко на ней чего стоит! И не ловят они здесь. Спорим, не проститутка?!
– На Тошкину пятёрку? – осклабился мэтр. – Проститутка она, Прошенька, проститутка. У меня чутьё на них, фибры, так сказать!
– Вот мы их сейчас проверим, эти твои фибры! – вытирая тряпкой запачканные руки, мрачно проговорил Антон.
– Ты что удумал?! – взволнованно воскликнул дядя Казимир. – Куда?.. Тебя же вот, только заштопали!
– Тох, действительно, оно тебе надо? – загудел Прохор.
– Это ж бесенята! – крикнул вслед ему мэтр, – ещё жизни не видели, цены ей не знают!
Антон, не оборачиваясь, махнул рукой.
«А Проша, кажется, прав», – думал Антон, любуясь прекрасным лицом незнакомки: из-под чёрной беретки её, на высокий чистый лоб спадали густые пряди тёмно-каштановых, почти вороных волос, пальто из прекрасного кашемира цветом под стать головному убору сидело изящно, чуть прикрывая красивые округлые колени. Весь облик молодой
девушки был вылеплен основательно, со знанием дела. Чувствовалась порода.
«Кто ты?» – думал Антон, с интересом вглядываясь в тёмные, как ночь, глаза незнакомки. Девушка смотрела на Антона одновременно сосредоточенно и пусто, как будто пыталась что-то вспомнить или понять, но не могла.
– Ты смотри Антоша, девочка-то! А? – вдруг, послышался у самого уха Антона вкрадчивый голос Христофора. – Дай-ка я! Ты не против?
«Зацокал, зацокал!..» – усмехнулся Тошка, и не сдержавшись, с язвительной улыбкой произнёс: – Уж, будьте любезны, милейший, покажите им кузькину мать. Уважьте обчество!
В ответ Христофор широко оскалился ровным строем идеально белых зубов и, напустивши на себя серьёзного виду, с места в карьер накинулся на мальчишек: – Вы что тут устроили, забыли, где находитесь? – грозно возгласил он.
«Ну, ну!.. Покажет тебе сейчас Наташка девчонку в алмазах!» – злорадно подумал Антон, поймав в боковой прицел стоящую в толпе подругу Христофора.
К греку немедленно подскочил чумазый, с наглыми слюдяными глазками заморыш:
– А тебе, дяденька, может, яички подрезать? – присев на одну ногу, по-стариковски прошепелявил он. – Тоньче голосок будет! А? Ты не боись, я хурург, у меня и ножичек есть. Я операцию не больно сделаю: чик, и ты чик-чирик, чик-чирик! – беспризорник по- воробьиному, на одной ножке запрыгал вокруг Христафора. Вся орава покатилась со смеху.
– Погоди! – осадил вмиг вспыхнувшего грека Антон. – Свисток! – окликнул он, стоявшего в сторонке, одетого в несуразно длинную куртку, мальчугана: – Пади-ка сюда.
– Ну, чего тебе? – не сдвинувшись с места, вильнул бедром беспризорник.
– Выгуливаешь? – показал глазами на расшумевшихся сорванцов Антон.
– А то!..
– Не устали?
– А тебе что за интерес? – задравши нос, Свисток неприязненно смотрел на художника сквозь, осенённые редкими ресницами, полуопущенные веки,
– не то в начальниках тут?
– Куда уж мне, – недобро усмехнувшись, проговорил Антон, – такого ферзя как ты, во всей округе не сыщешь!
– И чего тогда?
– Так, ничего, – улыбнулся Антон. – Валить бы тебе отсель, твоё величие, пока есть на чём!
– Грозишь? – хищно оскалился беспризорник. Но, неожиданно глазки его затравленно забегали: к месту противостояния потянулись угрюмые бородатые художники. И вдруг зло, с остервенением, мальчишка выкрикнул: – Кровью умоешься, вы все здесь умоетесь!
– Дуй отсюда! – сквозь зубы процедил Антон, – и бригаду свою не забудь – расчирикались!..
– Мы-то, может, и пойдём, а вот Невский-то, он тесный! – прищурившись, ухмыльнулся Свисток. – Айда пацаны! – махнул рукой, – здесь тухлятиной
завоняло! А кому-то жить надоело! – закричал он хохоча.
– А кому-то жить надоело! – подхватила толпа сорванцов. – А кому-то жить надоело!
«Кто вы? – печально думал, глядя вслед удаляющимся мальчишкам, Антон. – Откуда? Куда идёте? Кому вы нужны? Кто ответит? Господи, может, ты? А!» – он крепко сжал зубы и резко повернувшись, увидел перед собой лоснящееся от удовольствия лицо грека. «Утешитель хренов!» – в сердцах подумал Антон и резко дёрнул товарища за рукав.