DOMINI ПАНЕЛЬ
Шрифт:
– Не жирно?
– Не жирно! Всё по тарифу! И, значит, так: дуй отсюда, а то обратно полезешь!
Антон молча развернулся и зашагал по хрустящему, подмерзающему снежку к Невскому проспекту.
Любовь, что и понятно,
В ущерб себе не раздаёт наград бессчётно и бесплатно.
Мигель де Сервантес Сааведра.
И, всё-таки, она
его
настигла.
Завертела,
закрутила, понесла
по
чердакам,
подвалам,
подворотням.
Он встретил её, как и всё происходившее в его насыщенной приключениями жизни случайно, нос к носу: она была рыжей и далеко немолода.
Они таскались по известным и неизвестным им дворам Ленинграда. Они не ели, не пили и не спали. Они занимались только любовью. Он открывал ей всё новые и новые миры, она молча облизывалась. Дело дошло до того, что он привёл её в своё «святая святых», известный только ему, глухой, заброшенный чердак, старинного четырёхэтажного дома на улице Марата. «Голубиный рай», – так назвал бы он этот чердак, имея хотя бы какие-то литературные способности и обладая сопровождавшими их логически возможными
обстоятельствами. Они лакомились нежной голубятиной и, вновь и вновь, занимались любовью.
Потом она погибла.
Всё произошло до тривиальности просто: мальчишки без криков и свистов, молчаливой гурьбой выскочили из-за угла (видимо, у сорванцов был немалый опыт ведения таких операций).
На потерявших всякую бдительность влюблённых посыпался град камней. Артиллерия, надо сказать, била точно.
Он духом взлетел на большое раскидистое дерево, одиноко стоявшее посреди двора. Она, получив удар камнем в голову, моментально и навеки вытянулась на нестерпимо горячем от полуденного солнца, асфальте.
Когда мальчишки, звонко щебеча и размахивая руками, удалились, Дивуар осторожно спустился с дерева и тихо присел у её тела.
Смертный оскал любимой его не тревожил. Он терпеливо ждал, когда она проснётся.
У «Гостиного двора» Антон попал в плотную галдящую толпу сторонников и противников советского истеблишмента. С трудом продираясь сквозь неё, он налетел на неожиданно вынырнувшего откуда-то сбоку товарища по ремеслу, художника «от сохи», Якова Пряхина. Крепкую колоритную фигуру Пряхина венчала не менее крепкая, колоритная голова с гривой соломенных волос и бровями того же колера,
нависшими над маленькими, блекло-голубыми, почти бесцветными глазами.
– О как орут! – бодро прокричал он в ухо Антону, показывая глазами на обезображенные политическим экстазом лица спорщиков, – думают, вот, их сейчас наверху услышат и на блюдечке им всё и выложат. Ага! Держи карман шире! – Здесь Яша был абсолютно прав: пришло время, когда говорили все, но никто никого не слышал. В правительстве творилось, чёрт знает, что: пресловутый бронепоезд, руководимый то ли продажным, то ли бездарным машинистом, перегруженный тупостью и жадностью партийных чинуш, уверенно сходил с обильно политых народными потом и кровью, рельс. А с Запада уже рвалось к зениту великое светило – золотой телец, долларовый болванчик, цвета хлорофилла, являющегося, как известно, первым продуктом солнечного света и источником энергетической основы живой клетки.
– А твою подружку скоммуниздили! – жизнерадостно сообщил, хрумая шоколадной вафлей, Яков, – во сколь оторвал! – похвастался он, показывая полную авоську свёртков.
Антон молниеносно схватил беззаботно жующего счастливца за борта пальто:
– Стой! Ты чего сейчас сказал? Как скоммуниздили?
– А так, – освобождаясь от жёсткой хватки Антона, нервно взвизгнул Яша. – Прямо с панели. Взяли и скоммуниздили!
– Лучше бы вас всех скоммуниздили! – сквозь зубы Антон. – Всех! Разом!
– Не! Нас не скоммуниздишь! Мы в жопу никому не нужны, – моментально вернувшись в хорошее расположение духа, напевно произнёс Яков. – Это вас всё куда-то увозят, привозят. А нас – нет! Мы на месте.
– А чего не отбили?
– Как же! Ленок пробовала! Её так лягнули, она десять минут как в гробу лежала. Вытянулась. Нос заострился, думали – всё! Хана! Нет, очухалась. Ещё сумку девкину отбила. Правда, лямки у неё оторвались.
– У кого?
– У сумки.
На Антона вдруг нахлынуло благороднейшее желание въехать в самодовольный Яшин фас двумя кулаками сразу, даже лязгнул зубами, сдерживая себя.