DOMINI ПАНЕЛЬ
Шрифт:
– Эта иностранка, что ли? Покажи.
Вениамин с молчаливого согласия Антона повернул взору мэтра портрет ирландки.
– Ну, и чего ей не понравилось? – густо пробасил Казимир Иванович.
– Кажется, я слишком её угадал, – заговорил молчавший всё это время Антон, – не каждому понравится, особенно женщине.
– Это верно! – согласился старый художник, – ещё те штучки! Сами не знают, чего хотят!
– Подумаешь! – взвился Венечка, – нравится – не нравится, заплати за портрет и делай с ним, что хочешь: хоть за углом порви.
– Моя не из тех, – хмуро отозвался Антон, – эта всё сделает на глазах.
– Да ну!.. – озорно уставился на него Казимир Иванович. – Чего же не сделала?
– А! – махнул рукой Антон.
– Чудак-человек, – хрипло хохотнул мэтр.
– Чёрт подери! – вдруг, вскинулся Веня, – Тоха, я покупаю у тебя этот портрет!
Антон недоверчиво глянул на Вениамина:
– Ты серьёзно?
– Слушай его!.. – вновь повернулся к Антону Казимир Иванович, – оставь-ка лучше рисунок себе, Паладьев, такими работами, не кидаются.
Неожиданно в разговор вмешался тихо подкравшийся к месту «разбора полётов» Христофор:
– А, глазки ей шире? – сладенько пропел он, с прищуром глядя на портрет ирландки, – реснички гуще, горбинку сгладить.
Антон бодливо, словно от зубной боли, замотал головой:
– Сгинь, Христо! Горбинку сгладить… Уйди от греха!
– Не знаю, – не обращая внимания на возмущения оппонента, возразил Христофор, – товар должен сразить клиента. Наповал. Вот тогда он уйдёт. Ты должен поразить её в самую, так сказать, мякоть. Нырнуть под пах…
– Уберите его, – запричитал Антон, – убери его, Веня! За что мне это наказание?
– …И тогда она никогда не забудет и с удовольствием расстанется… – как будто не слыша тошкиных завываний, вкрадчиво продолжил грек, однако, тут же удивлённый, осёкся: к Антону на полных парах подскочил давешний бугай с детским румянцем на щеках. Сунув в руку художника мятую пятидолларовую бумажку, он что-то жалобно мяукнул и бесследно исчез в густой толчее прохожих.
– Эй! Чувак… мистер! А портрет?! – крикнул ему вслед Антон.
– Портрет забери, дурак! – завопил в затылок ирландцу Вениамин, но того и след простыл.
– Надо же! Проснулись… – с натянутой улыбкой, промямлил Венечка.
– Совесть у них проснулась, – хмуро отозвался Христофор, – хотя, какая там совесть… у нас с англами в этом понятия разные!
– Ну что, Венчик, теперь твоя очередь, – устало проговорил Антон, пропустив мимо ушей странный комментарий грека.
– Какая ещё очередь? – сдавленно произнёс Вениамин.
– Покупай. Ты хотел!
– Чего покупать?
– Портрет.
– Ты же его продал! – Вениамин смотрел на Антона тем кукольным личиком, какое делал всегда, когда его ловили с поличным.
– Нет же. Вот он стоит – на тебя смотрит, – прищурившись, сладко проворковал Тошка.
Вениамин осторожно снял с головы широкополую, чёрного фетра, шляпу, ребром ладони рубанул по верху, и, водворив её обратно, вновь глянул на Антона своим круглыми и, как говаривала Ленка,
«бесстыжьими» глазами:
– Не сегодня, – произнёс, солидно кашлянув, – извини. Только из Европы. Потратился в прах. Из Пулково на рейсовом автобусе добирался, представляешь?
– Представляю, – недоверчиво усмехнулся Антон. – Как там, кстати?
– Где?
– В Европах твоих!
– А, у, – сдвинув шляпу на затылок, счастливо запел Венечка, – фейерверк! Амстердам! Париж! Елисейские поля! Работал. Недолго, правда.
– Как там художники? – поинтересовался Антон.
– Мы лучшие.
– Да? А парижанки?
Вениамин закатил к небу глаза.
– Но не ухожены, – сокрушённо вздохнул он, – нечёсаные. А тебя-то самого где носило?
– Да, где меня только не носило, – улыбнулся Антон,
– вот… из хирургии вынесло.
– М… – в нос протянул Венечка, – и чего же теперь в Вас нету, друг мой Антуан?
– Всё у нас на месте, друг мой Вениамин. За нас не волнуйтесь; только стежки накладывали, стежок за стежком: раз-два, раз-два.
– Раз-два? – рассмеялся Веня. – Ох, доведут тебя эти бабы до цугундера, Антуан! На раз-два! А кстати, что там у тебя за история с чернявой герлой? Панель гудит! Ленок кричит: парфюм у девчонки – закачаешься, во всём Союзе ни за какие коврижки не достать.
– Есть такое, – поёживаясь от порыва ледяного ветра, проговорил Антон, – не простая!
– Москвичка?
Художник согласно кивнул головой:
– Ты помнишь, прошлым летом мы с Христофором на Арбате работали. Познакомился я там с одним мужичком. Интересный. Коллекционер. Заказал мне копию. Я написал. Оригинал так себе, но заплатил чувак по-королевски. В общем, на Кутузовском она живёт, в этой самой высотке – несколько раз к нему в квартиру поднимался: прямо у него писал. Там все великие. Случайных нет.
– Ну и за каким тогда чёртом она, вся такая из себя, здесь ошивалась, да ещё одна? – удивился Вениамин.
– Ошиваться-то мы все горазды! – усмехнулся Антон,
– не сами мы ходим – ноги нас носят. Тут главное – сама фартовая, а без копейки денег, и знобило её, будто от марафета. А одета: Франция, Италия. Вот такое чудо! В общем…
– Да, – погладив усики, задумчиво пробормотал Веня
– тайна сия, зело темна есть! Будет нужда – свисти.
– Досвистишься до вас… – пробурчал Антон и, смяв в ладони потухшую сигарету, добавил: