Доминика из Долины оборотней
Шрифт:
– Джейми вылечил умирающую Настю, – повторила я вслух. – Так твой отец говорил про родителей Эрика?
– Верно. Когда Джейми случайно встретил Настю – такие встречи всё время происходят именно «случайно», – и узнал в ней свою половинку, ей было всего одиннадцать, и жить ей оставалось меньше месяца. Тяжёлый, а в то время и неоперабельный порок сердца. Но наша кровь творит чудеса – ты её сама видела, от её болезни давно не осталось и следа. Пятеро крепких, здоровых детей – прекрасный результат их брака. Кстати, для нашей семьи это пока рекорд,
– Да, им повезло, – вздохнула я. Мне подобное, увы, не светит. Наши женщины бесплодны, а значит – я тоже. Понимает ли это Фрэнк? Насколько он вообще осведомлён об особенностях нашего вида?
Меня вдруг накрыло осознание того, насколько я неподходящая половинка для Фрэнка. Если гаргульи, действительно, могли иметь детей только от половинок, то у него вообще не осталось шансов завести ребёнка. Нашем мужчинам в этом деле проще. Бедный Фрэнк. Так долго ждать половинку, чтобы в итоге получить меня...
Да, но зато я бессмертная, и ему не придётся оставаться одному после моей смерти. Эта мысль заставила меня воспрянуть духом.
– О чём задумалась? – услышала я. Конечно, от Фрэнка не укрылись мои мысленные метания. От него, похоже, ничего не скроешь. Я и не собиралась.
– Я подумала – как же тяжело, наверное, твоим родственникам терять свою половинку.
– Да. Это страшно. Как ты понимаешь – у меня прямой доступ к мыслям и чувствам моих родных. И я знаю, что они пережили. Но всё это уже позади, всё изменилось.
– Изменилось? Что?
– Ты не знаешь? Я думала, что отец рассказывал Рэнди, когда её нашли.
– Может быть. Но я познакомилась с ней лишь вчера, мы едва перекинулись парой фраз, и это не было обсуждением смертных жён гаргулий.
– Да, конечно, что-то я не сообразил.
Фрэнк встал, собрал со стола грязную посуду и начал её мыть. Я хотела сказать ему, что у нас тут есть посудомоечная машина, но залюбовалась его ловкими движениями и передумала. А Фрэнк продолжал развивать свою мысль дальше.
– Помнишь, я говорил, что наши предки обращали человеческих женщин в вампиров, чтобы те соответствовали им физически? Это было не единственное преимущество обращения – их женщины становились ещё и бессмертными. Практически.
– Ну, да, вампиров же можно убить, – пробормотала я.
– Дело даже не в этом. Просто ни вампиры, ни мы не вечны.
– Ка-ак? Я считала, что вы тоже бессмертны! – Я была просто в шоке. Неужели Фрэнк всё же смертен? Неужели я ошиблась? Неужели мне придётся его потерять?
– Солнышко, успокойся! – сильные руки подхватили меня и уже привычно усадили на колени, а я вцепилась в ткань футболки, отчаянно стараясь прижаться к нему как можно сильнее. – Тише, тише, я не собираюсь умирать в ближайшее время, успокойся!
– Тогда что ты имел в виду?
– То, что мы не застываем навеки. Так лишь кажется со стороны. Мы стареем, да, но безумно медленно. Всего на год за тысячу оборотов Земли вокруг Солнца. Я имею в виду – после того как «останавливаемся», мы всё равно меняемся. Но это практически незаметно.
– Незаметно... – я начала успокаиваться. До этого я даже и не осознавала, как меня трясёт. – Нет, подожди, это заметно, и даже очень! Я видела Роба и Тайлера, они намного моложе тебя, хотя и перерождённые уже. Это заметно! Очень!
– Стоп-стоп, не начинай снова паниковать. Сейчас я попытаюсь тебе всё объяснить. Вот, смотри, насколько я успел понять, вы с самого рождения растёте в три раза медленнее людей, пока не станете взрослыми. После чего перерождаетесь и дальше уже не меняетесь, так?
– Так.
– Кстати, то, что вы после перерождения не меняетесь – вовсе не факт. Изменения могут происходить так же медленно, как и у нас, и со стороны просто незаметны, если прошло не так много лет.
– Не так много? Деду Алексу, дяде Гейбу и дяде Ричарду уже более трёх тысяч лет! И ещё паре десятков моих родственников – больше двух. Разве это «немного»?
– Чтобы заметить изменения – да, немного.
– А твоей семье сколько?
– Моему отцу полторы тысячи. С мелочью.
– Во-от! Ваша семья в два раза моложе нашей, откуда же ты можешь знать про «один год к тысяче»?
– Солнышко, а кто был до твоего деда?
– Мы не знаем. Его мать была человеком, а кто отец – неизвестно, его никто не видел, ну, кроме моей прабабушки. Но она умерла при родах, а всё, что от неё удалось узнать до того – это то, что её соблазнил «царь леса». Так что наша «нечеловеческая» родословная прослеживается только начиная с моего деда.
– А мы можем проследить свою родословную на сотни тысяч лет назад. Мой отец прекрасно знал своего отца, а от него – обо всей его семье. И эту самую пропорцию «год к тысяче» тоже узнал от него. Но наши предки-инопланетяне были такими с рождения, и имели только крылатую форму. А, начиная с моего отца, когда вид гаргулий скрестился с человеческим видом, стали рождаться мы, полукровки, оборотни, имеющие две ипостаси – крылатую и человеческую. И, кроме того, наше взросление тоже имеет несколько вариантов – человеческую, инопланетную и промежуточную.
– Всё, я запуталась окончательно и бесповоротно! – я стиснула виски пальцами, дурашливо скорчила рожу и скосила глаза к переносице.
– Это я виноват, напустил тумана, – улыбнулся Фрэнк. – Сейчас объясню более понятно. Мы уже выяснили, что у вас бывают лишь два варианта, два возраста – взрослый и не взрослый, так?
– Так. У нас всё просто.
– У нас не намного сложнее. Наши дети практически ничем не отличаются от человеческих. Немного сильнее, крупнее, быстрее, но это не особо бросается в глаза. И болезни их не берут. Таков Эрик и малыш Джереми, младший братишка Рэнди. Потом мы перерождаемся, где-то в возрасте восемнадцати-девятнадцати лет, девочки, как оказалось, гораздо раньше – в четырнадцать.