Доминика из Долины оборотней
Шрифт:
– Да, эта телепатия – наш несомненный плюс, наследие от моего космического деда. Хотя порой она может доставить и некое неудобство. Но плюсов, несомненно, больше.
В этот момент мы перелетели скалы, и перед нами раскинулась Долина во всей своей красе. Расположенная в котловине среди гор, практически неприступная и отрезанная от всего и всех, она представляла собой уголок покоя и безопасности в этом безумном и опасном мире. Ближе к нам расположился коттеджный посёлок, дальше шли поля, пашни, река и питающие её ручьи, сады, огороды и пастбища, обрамлявшие их скалы терялись на горизонте. Окна домов были темными – посёлок спал.
– Так вот она
– Да! Это мой дом! – гордо ответила я. – Добро пожаловать.
– И где мне спуститься.
– Мы живём вон там, – я ткнула пальцем в нужном направлении. – Вон в том доме, с голубыми наличниками. Но мне кажется, что нам лучше опуститься на вертолётной площадке, что-то мне подсказывает, что нас ждут именно там.
– И где эта площадка?
– За домом дяди Гейба. Вон он, самый большой, с башенками, видишь?
Кивнув, Фрэнк полетел в нужном направлении, и вскоре мы увидели пустое пространство за домом, на котором, действительно, стояло несколько человек. Когда мы опустились, я увидела Дэна и Адама – Роб и Эндрю уже ушли, – а так же дядю Джеффри и Филиппа, внука дяди Гейба, и его жену Люси. Ну и конечно – моего отца, который первым кинулся нам навстречу. В следующую секунду я уже была в его родных объятиях, привычно зарывшись макушкой ему под подбородок и обнимая за шею. Какое-то время мы стояли безмолвно, потом он выпустил меня из объятий и внимательно вгляделся в моё лицо, а потом оглядел всю меня, так до сих пор и сидящую на руках у Фрэнка, особо задержав взгляд на моей ноге, где сквозь тонкую ткань брюк отчётливо проступали контуры повязки. Его лицо жалостливо скривилось.
– Доченька, ты как? Очень больно?
– Пап, я уже в порядке. – И, видя его недоверчивый взгляд, поспешила исправиться. – Ну, почти. Да, сначала было очень больно, но ты знаешь, кровь гаргулий – настоящее чудо. Я на эту ногу уже наступать могу, правда! И, пап, познакомься, это мой Фрэнк.
Отец бросил короткий, но пристальный взгляд на Фрэнка, кивнул ему, затем какое-то время вглядывался в моё лицо, словно пытаясь определить, говорю ли я правду или просто успокаиваю его, потом оглянулся.
– Джеффри?
– Она, действительно, практически в порядке, – дядя Джеффри, имеющий дар чувствовать чужую боль, подошёл к нам. – Боль ещё ощутимая, но вполне терпимая. Я сделаю тебе ещё укол обезболивающего, Ники, чтобы ты смогла спокойно поспать. Сейчас, когда рану ничто не тревожит, она вроде как и не болит. Но во сне ты можешь ворочаться и задевать её. Так что лучше подстраховаться, к чему лишние страдания, сейчас не средневековье.
Я согласно кивнула, мысленно улыбаясь. Эта фраза была практически девизом дяди Джеффри. Будучи врачом всю свою долгую жизнь и чувствуя боль всех своих пациентов – не как эмпат, самому ему, к счастью, больно не становилось, он просто знал, где, что и насколько сильно у кого болит, – он был просто фанатом обезболивающих. В разумных пределах, конечно. Но если что-то можно было обезболить, не нанося вреда здоровью – он это делал, даже если это был простой порез или синяк.
– Это просто невероятно, – говорил он между тем, тоже глядя на контуры повязки на моей ноге. – Последняя серьёзная травма в нашей семье, с которой я имел дело – перелом руки моей жены восемь лет назад. Романтичная у нас вышла первая встреча, не правда ли? – Это он сказал конкретно для Фрэнка, поскольку мы все эту историю прекрасно знали. – Так вот, с тех пор все «травмы», что мне пришлось лечить у моих родственников, это ссадины, ушибы, мелкие порезы и ожоги. И, слава богу, кстати. Но лишь до недавнего времени. И вдруг – началось. В прошлый четверг – Каро, пулевое ранение бедра. В субботу – Томас, с бедром, разорванным когтями Линды. А теперь и ты, Ники, с ожогом – та-дам! – тоже на бедре. Знаете, я не удивлюсь, если через несколько дней кто-нибудь умудрится обморозить себе бедро, хотя как это возможно технически – я не представляю. Ладно, пойдёмте в мою клинику, я сделаю тебе, Ники, укол. А вот насчёт перевязки – даже не знаю. В обычных условиях я бы предпочёл её поменять...
– Не стоит, – покачал головой Фрэнк. – Заживление идёт полным ходом, и в данный момент струп на ране буквально врос в повязку. Отдирать её сейчас – это заново вскрывать рану.
– Вот и я о том же подумал, – кивнул дядя Джеффри. – Я уже наблюдал действие вашей крови на ранах Томаса и Каро, но там повязки накладывались не на открытую рану. Так что вы предлагаете? Полагаю, в данном случае у вас опыта гораздо больше.
– Лучше не трогать повязку ещё пару дней. За это время рана заживёт полностью, и струп снимется безболезненно вместе с бинтом.
– Хорошо, так и сделаем. Идёмте.
– Подождите! – воскликнула я. – Сейчас прилетит вертолёт, в нем Кайл. Думаю, лучше мы все вместе пойдём в клинику.
Честно говоря, мне было просто любопытно, что дядя Джеффри скажет про Кайла, а если меня сейчас уколют и отправят спать – до утра я ничего не узнаю. Но со мной согласились, решив, что так действительно будет удобнее. Дэн и Адам ушли, а мы вшестером, остались дожидаться вертолёта.
Я расслабленно пристроила голову на плече Фрэнка и бездумно глядела в ту сторону, откуда он должен появиться, когда услышала слегка нерешительный голос отца.
– Фрэнк?
– Да, сэр, – тут же откликнулся тот.
– Синклер, просто Синклер, – со вздохом поправил его отец. – И… может, ты всё же отдашь мне моего ребёнка?
До меня дошло, что я продолжаю сидеть у Фрэнка на руках. Мне даже не пришло в голову, что вообще-то мой отец тоже мог бы меня держать, вроде как у него было больше прав на это. Но тут я поняла, что слово «было» употребила не просто так. Я очень любила своих родителей, но осознавала, что принадлежу теперь Фрэнку в гораздо большей степени, чем им. Поэтому я, скорее даже инстинктивно, крепче прижалась к нему.
– Не думаю, что сейчас это было бы разумно, – вежливо возразил он. – Передать вам Ники – значит, лишний раз потревожить её ногу. Зачем ей лишняя боль?
Отец лишь вздохнул, но ничего не возразил. Дядя Джеффри с удивлением взглянул на него.
– Синклер, ты здоров? Это как-то не особо на тебя похоже – вот так сразу уступить.
– А что я должен делать? – в некотором отчаянии воскликнул тот. – Вырвать её из его рук силой? Я люблю свою дочь и никогда не сделаю ей больно. Ни в каком смысле. Ты же их видишь!
– Я-то вижу. Просто несколько удивлён твоим спокойствием. Я ещё помню вопли Гейба, когда близняшки встретили своих половинок. Это едва не переросло в потасовку, хорошо, что Рэнди вмешалась.
– Для него это было шоком. Собственно, для меня – тоже. Но у меня, по крайней мере, было время смириться и принять ситуацию, которую я не в силах изменить. Коул взял меня в оборот практически сразу же, как мы узнали про них, – кивок в нашу с Фрэнком сторону. – Он мне за эти полдня плешь проел, читая лекции на тему: «Кто такие «половинки» и почему их нельзя разлучать». И потом – Ники всё же не четыре года.