Доминион
Шрифт:
— Кто следующий? Не стоит бросаться всем скопом, все успеете. — Он дико ухмыльнулся и всадил безжалостный кулак в висок второго раба. Зря тот встал на его пути.
Между дверями клетки и дварфом стояли еще трое громил.
Каллад принял боевую стойку. Разящий Шип удобно лежал в руках.
— Кто хочет умереть, парни, шаг вперед, остальные — прочь с дороги!
Они не оставили ему выбора — ринулись в атаку все как один.
Ближний бой в тесном коридоре — это, конечно, не предел мечтаний, но против невооруженных людей, не искушенных в такой игре…
Рабы безоружны и неумелы — и потому обречены.
Уже через полминуты Каллад перешагивал через их трупы.
Старик взглянул на пнувшего дверь дварфа, улыбнулся и проговорил с несказанной теплотой в голосе:
— Значит, ты вернулся, да? Спорю, «радости» графа конца не было.
— Он выглядел не слишком счастливым, — кивнул Каллад.
— А что с охраной?
— Несчастный случай. Там так скользко. Эти тупицы попадали прямо на мой топор. В коридоре сейчас чертовски грязно.
— Пришлют новых, — вздохнул старик.
— Ну, будем надеяться, таких же неуклюжих. А теперь, не знаю как ты, а я уже готов выбираться отсюда. Ты со мной, человек?
— Посмотри на меня, я — старик. Мне не пересечь клетку, если по пути я не присяду минут на двадцать перевести дыхание.
— Тогда я понесу тебя на спине, приятель. Я тебя не брошу. — В нем, конечно, говорила вина, вина выжившего, словно, помогая этому несчастному, он отдавал дань другим, которых не сумел спасти.
Старик оторвался от скамьи.
— Себастьян, — представился он, протянув худую руку.
Каллад встряхнул ее.
— Каллад.
На Долгом Пути загремели шаги. Дварф захлопнул дверь и подпер ее только что освобожденной Себастьяном лавкой.
— Идем, Себастьян, не будем злоупотреблять здешним «гостеприимством».
Коридор разделился на три прохода поуже с рядами все тех же решетчатых дверей.
— Темницы душ, — сказал старик. — Думал, ты один здесь, а? Таких, как ты, тут еще пятьдесят или шестьдесят бойцов, и они должны драться за свою жизнь на потеху Кровавому Графу.
Каллад молча и уверенно шагнул к первой двери, толкнул щеколду и распахнул створку.
— Поднимайтесь! — крикнул он в темноту. — Мы идем домой.
Он двинулся к следующей клетке, и к следующей, и к следующей, обращаясь с теми же словами к каждому пленнику фон Карштайна:
— Мы идем домой.
Но между дварфом и свободой встал Скеллан.
Каллад собрал маленькое войско изможденных узников. Отчаяние могло бы сделать их опасными, но истощение, дурное обращение и постоянно висящая над узниками угроза нежизни лишили их не только сил, но и мужества. Они натыкались друг на друга, натыкались и падали, и даже не могли самостоятельно подняться — об упавшего тут же спотыкался следующий.
— Куда-то собрались? — осведомился Скеллан.
Он был не один. Последние четверо верных гамайя Конрада, включая Онурсала, сопровождали вампира. Он вскинул руку, и тут же утробно зарычали освобождаемые по сигналу вожака звери.
Как просто. Теперь, когда время пришло, Скеллан намеревался по полной насладиться убийствами. Кости брошены, игра вступила в завершающую фазу, и проиграть он не может. Все планы сливаются в одно прекрасное целое. А в том, что Конрад потребовал, чтобы Онурсал отправился с ним прикончить дварфа, скрывается тонкая ирония. Небывалая удача, и какая экономия времени!
— Прочь с дороги, вампир! — гаркнул дварф.
Скеллан хмыкнул:
— С учетом обстоятельств, не уверен, что в твоем положении пристало отдавать приказы, коротышка.
— Я убил твоего приятеля и, полагаю, если придется, сумею справиться и с тобой. А теперь пошевеливайся, Разящий Шип проголодался.
— Ты становишься утомителен, дварф. — Скеллан повернулся к Онурсалу: — Убей его.
И шагнул в сторону, освобождая дорогу гамайя.
Темнокожий зверь бросился на Каллада и отшвырнул его в толпу жалких человекоподобных существ, спасать которых уже не было смысла. Они, кто как мог, кинулись врассыпную, а дварф отступал под яростным напором гамайя.
Скеллан с усмешкой наблюдал, как коротышка бешено отражает удары зверя. Казалось, дварф действительно способен расправиться с гамайя — схватка шла на равных. Скеллан удержал оставшихся бойцов.
— Этот бой его. Если он не в силах убить дварфа, ему не место среди нас.
Это не было правдой, по крайней мере, не всей правдой. За исключением Скеллана, Онурсал был сильнейшим среди гамайя и охранял Конрада с пламенной преданностью, которая позволила ему не колебаться даже перед безумием Кровавого Графа. Его смерть станет для Конрада жестоким ударом.
— Никогда не пробовал дварфской крови, — раздраженно буркнул один из гамайя.
Скеллан покачал головой:
— Кровь как кровь. Льется в глотку точно так же.
— Это ты так говоришь.
Скеллан следил за боем, и лицо его расплывалось, уступая место выбирающемуся на поверхность демону. Холодный черный гнев распирал вампира, но он обуздывал себя.
Довольный тем, что дварф не подвел его, Скеллан повернулся к троице.
— Что, крови невтерпеж? Вот. — Он стремительно и жестоко разорвал горло ближайшего к нему бойца. — Хлебайте.
Вампир отпихнул труп к разинувшему рот телохранителю и резко ударил. Острые когти Скеллана выпотрошили второго гамайя прежде, чем тот хотя бы заметил опасность.
Третьего, Массика, убить оказалось труднее. Вампир попятился и кинулся бежать. Скеллан ринулся следом, изогнул тело так, что оно ударилось о боковую стену, по инерции взмыл в воздух и обрушился на спину улепетывающего гамайя.
Рванув бойца за волосы, Скеллан развернул его лицом к себе и, впившись когтями в глаза вампира, распорол ему лицо до самой шеи. Вой существа даже внушал жалость. Скеллан рванул снова, отдирая голову от позвоночника, и снова, пока кожа не лопнула и голова не осталась у него в руках.