Доминион
Шрифт:
– Она предпочитала Эдгара?
– Я не знаю.
– Вы чувствовали, что это так?
– Я не знаю.
Уилсон вздохнул:
– Фрэнк, я склоняюсь к тому, чтобы подвергнуть вас электрошоковой терапии. На следующую неделю все расписано, так что через одну. Надо вывести вас из этого депрессивного состояния.
Бен вел Фрэнка обратно в отделение. На улице похолодало, воздух был морозным. Фрэнка пугала мысль о шоковой терапии. Ему хотелось убраться из больницы. От коллег из Бирмингема он получил открытку с пожеланием выздоровления, но этим их участие ограничилось. Да и Эдгар, похоже, решил не иметь с ним ничего общего. Пьет, наверное, в каком-нибудь баре в Сан-Франциско, пытаясь все забыть, глуша виски, как миссис Бейкер. Фрэнк ненавидел алкоголь, притупляющий в людях чувство недозволенного – единственное, что не дает им вернуться в дикое состояние.
– Выпивка, – пробормотал он вслух.
– Что такое? – переспросил Бен.
– Ничего.
– Вам бы лучше не делать этого – не разговаривать с самим собой. Здесь опасно иметь такую привычку.
Фрэнку хотелось расспросить Бена о шоковой терапии, но было страшно. Жуткая усталость овладела им.
– Что сказал Уилсон? – поинтересовался Бен.
– Только то, что моего брата до сих пор не нашли.
– Думали насчет того, чтобы позвонить вашему старому приятелю?
Фрэнк не ответил, только потупил взгляд. Он еще не был до конца уверен, что это безопасно.
Бен оставил Фрэнка в рекреации. Пациенты расселись полукругом у телевизора, где Фанни Крэдок показывала, как готовить квашеную капусту по-немецки. Несколько человек сидели за столом, вырезая из листа бумаги полоски детскими ножницами с тупым концом, – хотя до Рождества оставался месяц с лишним, больные уже готовили украшения. Мартиндейла в отделении не было – после недавней выходки его поместили в одну из камер с мягкими стенами.
Фрэнк пробрался в «тихую палату» и занял привычное место в мягком кресле у окна. Он думал про свою квартиру в Бирмингеме: убрался в ней кто-нибудь? Квартира, пусть и обшарпанная, ему нравилась. Вот только Бирмингем стоит так далеко от моря. Море Фрэнк полюбил с тех пор, как они с матерью ездили в гости к двоюродной сестре отца в Скегнесс, – ему было тогда десять лет. Эдгара с ними не было: он отправился со своим классом во Францию. Предоставленный сам себе Фрэнк дни напролет бродил по песку; пляж был полон отдыхающими, но море было таким пустым и огромным и всегда двигалось. Для купания было слишком холодно, он только играл с прибоем, да и тогда ноги сводило, но ему все равно хотелось бы погрузиться в воду. Будучи в гостях у родственников, мать пыталась убедить их в реальности мира духов и в уникальных способностях миссис Бейкер, связывающейся с ними. Больше их не приглашали.
В последние дни Фрэнк подумывал о том, чтобы свести счеты с жизнью, предпочитая унести с собой страшную тайну и не доверять ее никому, даже Дэвиду. Но он понимал, что ему не хватит духу. К тому же в больнице за ним постоянно присматривали. Тупые ножи и вилки пересчитывали после каждого приема пищи, в комнатах не было надежных крюков для ламп, на которых можно было бы повеситься. Правда, в «тихой палате» на желтой от никотина стене висела картина викторианских времен: охота на оленя в Шотландии. Видимо, она держалась на достаточно крепком гвозде или крюке. Фрэнк закрыл глаза, по телу прошла непроизвольная судорога. Умирать не хотелось, хотя в школе он порой грезил об этом. Как ему хотелось никогда больше не вспоминать про нее!
Колледж Стрэнгмен помещался в вытянутом прямоугольном здании на самой окраине Эдинбурга. Дом стоял на унылом склоне холма, в местности, продуваемой всеми ветрами. Одна из многих частных школ города. В Викторианскую эпоху тогдашний директор решил переместить заведение сюда, решив, что холодный воздух будет оказывать на детей бодрящее действие.
Он бодрил, и еще как, когда Фрэнк вышел из школьного экипажа, встретившего его на станции Уэверли тем воскресным днем 1928 года. С залива Ферт-оф-Форт налетел шторм, принеся с собой промозглый дождь. Фрэнка едва не сбило с ног. В экипаже с ним приехало еще три новых интернатчика – большинство учеников Стрэнгмена были «дневными мальчиками», но кое-кто жил в интернате. Четверо одиннадцатилетних парнишек в новеньких форменных костюмчиках красного цвета стояли у школы, испуганные и встревоженные, и держали на голове красные фуражки, чтобы их не унесло ветром.
Фрэнк смотрел на подъездную дорожку, что вела к зданию из песчаника. Оно казалось огромным, а каменные блоки оставались красно-рыжими, хотя все дома, мимо которых они проезжали в Эдинбурге, были закопчены от сажи хуже, чем в Лондоне. «Дневные мальчики», видно, еще не приехали – семестр начинался со следующего дня, – и место выглядело покинутым. Фрэнк надеялся, что Эдгар, накануне вернувшийся из поездки, встретит его, но их ждал только учитель с планшетом в руках – высокий, тощий мужчина в шляпе и дождевике, с очками на носу, строгого вида.
Фрэнк все еще оглядывался в надежде высмотреть Эдгара, когда сильный толчок в ребро заставил его подпрыгнуть.
– Эй! – произнес учитель резким голосом. – Ты никак задремал, малый? – Из-за раскатистой «р» слово у него вышло «задррремал». – Фамилия твоя как? Манкастер?
– Да. Я Фрэнк.
Мужчина нахмурился:
– «Да…» – а дальше?
Фрэнк растерянно уставился на него.
– «Да, сэр», – продолжил учитель. – Разговаривая с преподавателем, ты должен прибавлять «сэр». И еще, ты Манкастер-младший – к мальчикам тут обращаются по фамилиям. – Он снова нахмурился. – И сотри с лица эту дурацкую ухмылку. Ты что, смеешься надо мной?
Один из мальчиков захихикал. Фрэнк держался как мог, подавляя отчаянное желание убежать.
Учитель повел ребят к пристройке позади главного корпуса. Внутри их ждала унылая комната с четырьмя железными койками. Рядом с каждой стояла тумбочка. Дождь неистовствовал и стучал в окна.
– Вот ваша спальня, – сказал учитель. – Номер восемь, запомните. Меня зовут мистер Ритнер, а ваш класс – четвертый «б». Запомните: четвертый «б». В четыре часа – полдник в столовой, на втором этаже. А пока разбирайте вещи, да поживее.
Он вышел, громыхая по голым доскам. Фрэнк стоял с разинутым ртом, резкие указания вертелись у него в голове.
За полдником – его накрыли в углу огромной столовой с длинными скамьями – появился Эдгар с дюжиной других обитателей интерната. Ему было уже пятнадцать: рослый и плечистый, помощник старосты с кисточкой на шапке. Он сел рядом с Фрэнком.
– Значит, ты здесь, – сказал он тихо.
– Привет, Эдгар. Черт, как я рад тебя видеть.
Ответный взгляд брата был холодным как лед.
– Послушай, Фрэнк. То, что я твой брат, еще не означает, что мы станем видеться в школе. Понял? – В его голосе появился местный выговор. – Ты всего лишь еще один маленький новичок. Не докучай мне, ясно? К тому же я живу в клоповнике для старших, так что мы все равно будем встречаться редко.
– В клоповнике?
– Так мы называем корпуса в интернате, – ответил Эдгар раздраженно, будто Фрэнк обязан был это знать. Он встал. – Здесь тебе придется самому стоять на ногах. Так заведено в Стрэнгмене. Тебе нужно закалиться.