Домой не по пути

Эшли Дьюал

– А у тебя есть любимая книга, Уилл? – Спрашиваю, встряхнув волосами. Мне вдруг кажется, что мы молчим слишком долго. Парень не смотрит на меня. Не оборачивается. Я не знаю, почему он вдруг затих и придвигаюсь к нему ближе, едва не упираясь коленями в его локоть. – Так что? Умеет ли читать Уильям Гудмен?

– Да, этому меня научили еще в школе.

– Недостаточно знать, как выглядят буквы, чтобы читать книги по-настоящему.

– А эта тема – твоя любимая, верно?

– Без книг было бы трудно. Они спасают.

– Но не любовные романы. Странная ты.

– Чтобы читать о любви, в нее нужно верить.

– А ты не веришь.

– А

я – нет.

– Но ты спокойно воспринимаешь Толкиена, правильно я понимаю? Несмотря на то, что все его персонажи написаны под действием сильнейших антидепрессантов.

– Фантастику не нужно принимать за правду. Это выдумка. А любовь – вроде бы как реальное чувство. Во всяком случае, нас пытаются в этом убедить. Терпеть не могу, когда мне вешают лапшу на уши.

– Любовь – отстой, – внезапно заключает Тэмзи. Я уже и забыла о ее существовании, но девушка напоминает о себе, вновь водрузив ноги на приборную панель. – Давайте уже сменим тему. Меня тошнит.

– Как скажешь, Тэмми. Но что насчет тебя? – Уилл смотрит мне в глаза через зеркало заднего виденья. Его радужка переливается и кажется мне сверкающей, как море поздним августом: яркое, будто освещенное луной. Биолюминесценция.

– А что насчет меня?

– Какая твоя любимая книга?

– Ты о своей ни слова не сказал.

– Я просто таинственный.

– Тогда и я сохраню название в тайне.

– Какая же ты таинственная, ты обычная, птенчик. Только имя у тебя дурацкое. А так ничего примечательного. В любовь ты не веришь, потому что не встретила ее еще, но как только встретишь, прыгнешь в нее с головой, да еще и разобьешься.

Мне неприятно слышать его слова, потому я приближаюсь к нему еще ближе.

– А курить, как паровоз, бросать умные фразочки направо и налево – ново? О таких парнях, как ты, написаны сотни книг, Уилл. И если и есть в тебе тайна, то лишь в том – в какой именно момент ты расколешься и окажешься ранимым мальчиком.

– И, конечно, расколоть меня должна девушка. Верно?

– Именно. Я, может, и прыгну с утеса. Но только после того, как ты потонешь в море собственных сопель.

– Похоже на пари, – подвывает с переднего сидения Тэмзи и улыбается, кося на меня свои огромные глазищи. Она оборачивается. – На что будем спорить?

– Что? – Прижимаюсь к Кори и недоуменно покачиваю головой. – Какое еще пари?

– Уиллу любовь не нужна, а ты в нее не веришь. Но вы оба утверждаете, что, рано или поздно, у вас снесет крышу, да так, что мама дорогая.

– Я не понимаю…

– У нас есть недели две или три. Потом мы расстанемся и больше никогда друг друга не увидим. Так вот, – Пол выхватывает сигарету из руки Уилла и затягивается так глубоко, что у нее слезятся глаза, – на что будем спорить? На деньги?

– На книги. Я ей скажу название своей любимой книги, а она мне – своей.

Тэмми ворчит и плюется, а Джесси громко причитает:

– Это самое скучное пари в мире, Уилл, давайте все-таки разбавим приз выпивкой или деньгами.

– Если эта девушка и потеряет голову от любви, ей будет чертовски паршиво. Такие, как она не любят, а страдают. Мы будем квиты.

– Идет, – говорю я, выпрямив в спину. Мои брови ползут домиком, и я оказываюсь к лицу Гудмена так близко, что замечаю крохотные веснушки на его носу. – Я согласна.

ГЛАВА 4.

Мы приезжаем в город с закатом. Озеро поблескивает, играясь с лучами вечернего солнца. Да, такое вот Эри – гигантское, синее пятно, обрамленное зелеными деревьями и придавленное маджентовым горизонтом, уходящим далеко в бордово-рыжую синеву неба.

Я перекатываюсь через Кори, открываю окно и вытаскиваю голову наружу, вдыхая влажный воздух. Мои волосы тут же запутываются и превращаются в непослушных змей, на подобии тех, что вились у мифической медузы, но я почему-то не обращаю внимания.

Иногда, кстати, полезно не обращать внимания. Например, на то, что я бросила дом и уехала с незнакомцами черт знает куда. Да, конечно, рядом со мной Кори Гудмен, мой лучший друг. Но остальные.… Во что я себя впутываю?

Ах, не важно.

Зажмуриваюсь и слушаю, как свистит ветер. Колеса несутся вдоль прямой дороги, мы тут одни такие – дикие и безумные. Вокруг тихо, словно все люди вымерли, и никто не помешает нам слиться со звуками шелестящих веток, скользящих маленьких волн.

Но внезапно воздух разрывается от оглушающего грохота. Распахиваю глаза и вижу самолет, раскинувшийся над моей головой, будто бы гигантская птица! Он скользит вдаль и исчезает где-то впереди, оставив после себя дымчатый след.

Мы приезжаем в аэропорт ровно в девять. Выходим из машины и становимся в одну линейку около правого крыла. Жужжат моторы, свистит ветер, и мигают, будто гирлянда, огоньки на посадочной полосе, а мы стоим и смотрим вперед, ожидая чего-то или кого-то; я понятия не имею, что происходит. Пытаюсь спросить и прыгаю от одного соседа к другому, но на меня не реагируют. В конце концов, я без особого желания замолкаю, опираюсь спиной о дверь Доджа и искоса наблюдаю за своими попутчиками.

Джесси оказывается гораздо ниже, чем я представляла. А волосы в вечернем свете у него не просто светлые, а золотисто-желтые, как колосья в Техасе. Тэмзи Пол уж чересчур возбужденная. У нее трясутся колени, да и тело ее трясется, будто она жаждет чего-то так сильно, что сейчас взвалится на асфальт и начнет колотить по нему кулаками. Руки у нее в два раза больше моих, но талия – сплошной изгиб, как осиная, и зависть тут же пробирает меня до костей, ведь я скорее квадратная, пусть и худощавая, словно иссушенный лимон.

Кори нервничает, потому что, так же как и я, ни черта не понимает. Он смотрит то на меня, то на брата и постукивает носком кроссовок по асфальту, внутри, наверняка, танцуя и отжигая фламенко. Что-то мне подсказывает, что приключения – не для всех лечение от скуки и недугов. Иногда волнение порождает эти недуги. Как, например, эта нервозность Кори Гудмена: мальчика, дышащего громче, чем жужжат самолеты при посадке. В этом его странном предубеждении, словно случится худшее из того, что с нами вообще может случиться, и заключается суть моего лучшего друга. Он бы не был Кори Гудменом, если бы не думал по сто раз прежде чем сказать что-то или сделать что-то; не был бы он Кори Гудменом, если бы не стеснялся и не боялся своих же мыслей. Умные люди – трусы, на самом-то деле. Они слишком много понимают, и оттого жизнь им видится не каруселью, а американскими горками, на которых катаешься не пристегнутый и обреченный. Я бы не узнала его, если бы он не тарабанил пальцами по карману своих джинс и не дергал носом, будто ему щекотно. Кори думает – как и все умные люди – и потому накручивает себя, словно прямо сейчас самолет не приземлится рядом с нами, а рухнет на землю, спикирует прямо на наши головы.