Домой не возвращайся!

Витаков Алексей

Когда в милицейском привокзальном участке плотный, краснолицый майор спросил: «Как же вас так угораздило?», Эдька, качнувшись с пяток на носки и гордо выпрямившись, икнул: «Все дело в первой утренней рюмке, товарищ майор! С утра выпил и – целый день свободен!»

Бальзамов взял на руки собаку и подошел почти вплотную к чуть приоткрытому стеклу. Тотчас же в окне показалась морда ротвейлера. Но в выпученных глазах, да и во всем облике сторожевого пса не было свирепой угрозы. Лишь невыразимое страдание здоровой кобелиной плоти читалось в каждом движении.

– Ну, чё, чудило, скучаешь? – неожиданный окрик, рывком, вернул его в реальную жизнь.

Бальзамов

обернулся… Ну, только вот вас мне сейчас и не хватает… Трое мужчин, поигрывая бейсбольными битами, медленно выходили из тени пивного ларька. В одном из них Вячеслав узнал униженного супруга своей пылкой поклонницы. Бежать было некуда. Оказывать сопротивление – бессмысленно, этим еще больше разозлишь. Шаг назад, и спина сквозь одежду ощутила благородный металлический холод кузова иномарки… Господи всемогущий, помоги рабу своему… Дверная ручка при нажатии, легко подалась внутрь. В ту же секунду огромный черный ротвейлер с утробным рычанием молнией метнулся наружу. Ощеренная пасть сверкнула внушительными клыками. Шерсть на загривке поднялась дыбом. Бросок. И ревнивый муж, закрывая лицо руками, навзничь падает на присыпанный снегом асфальт. Мощные лапы уперлись в грудь поверженного противника. Страшные челюсти сомкнулись. Неистовые, резкие движения шеи и головы. Треск кожаного пальто. Один из нападавших размахнулся и нанес битой удар по спине пса. Тот взвыл от боли так, что сама ночь готова была расколоться надвое. В следующее мгновение обидчик жестоко поплатился. Сначала пес, вцепившись в половые органы, рванул с такой силой, что в зубах у него остался ком из окровавленной ткани и греховной плоти. Во время второй атаки клыки насквозь пронзили запястье правой руки. Слезы ужаса стекленели в расширенных глазах покалеченного человека, опрокинутого на ступеньки крыльца. Третий нападавший, отбросив биту, бежал в сторону освещенной аллеи. Ротвейлер, оставив, наконец, в покое свою жертву, хищными прыжками ринулся догонять последнего неудачника этой короткой и жестокой схватки.

– Бальзамов, сюда! – это кричал Вадим, широко открывая входную дверь общежития.

Вячеслав, прижимая к груди Дею, отлепился от иномарки и опрометью кинулся под защиту родных стен.

– Да, – голос Вадима отливал теплыми нотками, – он защищал вас, как объект своего сексуального вожделения. Ведь у вашей собаки течка. Ну, все. Мы друг друга не видели. Не хватало мне общежитских историй в личном деле.

По лестницам уже россыпью грохотали шаги. Пестрая восточная речь, словно поток бурной горной реки, в миг затопила вечерние коридоры.

– Испаряемся! – еще раз приказным тоном надавил депутат и подтолкнул Бальзамова к лифту, кабина которого, к счастью, была на первом этаже.

Оказавшись в своей комнате, Вячеслав запер дверь на два оборота. Перевел дыхание. С рвущимися от адреналина сосудами, не включая свет, подошел к окну. Выглянул, прислушиваясь.

– Джин. Джин. Место, – кричал водитель джипа.

Бальзамов видел, как пес, отцепившись от жертвы, пересек аллею и нырнул в салон. На тротуаре остался лежать корчащийся от боли человек. То, что было совсем недавно одеждой, теперь вздрагивало на ветру грязными, кровавыми лохмотьями… Видит Бог, я этого не хотел… От раздавшегося телефонного звонка сердце подпрыгнуло к горлу.

– Алло.

– Здравствуйте, Вячеслав. С вами говорит Борис Исаевич Телятьев.

– Борис Исаевич, искренне соболезную…

– Не надо слов, Слава. Там, где была душа, теперь пепелище. Поверь отцу, потерявшему единственного сына. Даже если бы разум ничего не знал, сердце все равно бы твердило: он не сам! Его убили!.. Я это не только чувствую, каждая клетка моего тела уверена в том, что его убили. Понимаешь? И я хочу, чтобы убийц нашли!

– Вы, что-нибудь знаете?

– Ничего. Кроме того, что Эдик, выражаясь его сленгом, чего-то нарыл. Что-то о трансплантации органов. Переправка за границу. Ещё он любил повторять, что Бог устроил все, как нельзя лучше. Дескать, вся информация у тебя под боком, только глаза разуй. Бедный мальчик, он так хотел стать знаменитым.

– Как Людмила Даниловна?

– Лучше не спрашивай. Опасаюсь за потерю рассудка.

– Вы пробовали обратиться в милицию?

– Конечно. Официальная версия: количество алкоголя несовместимое с жизнью. И баста. Вячеслав, не верьте этому! Постарайтесь найти убийц.

– Что-то подробнее вы можете сказать?

– Он говорил про азиатский след. Что-то про жильцов вашей общаги, которых куда-то увозят, чтобы использовать в качестве доноров. Я больше ничего не знаю. Он держал все в тайне. Ищите где-то под боком. Спасибо за соболезнование.

Короткие гудки наглухо перекрыли эфирный коридор. Бальзамов тяжко опустился на стул и потрепал косматую голову объекта сексуального вожделения всех породистых и дворовых собак округи. А потом впал в тупое оцепенение, уставившись каменным взором в одну точку, скважину дверного замка. Через час из этого состояния его вывели звонкие, короткие звуки и обрывистая, неразличимая речь. Пришлось открыть дверь. По коридору шел Хубилай, ударяя ложкой по пустой алюминиевой кастрюле. Не только во взгляде, а во всей одинокой фигуре сквозила какая-то отрешенная надломленность.

– Спите, честные художники: поэты, драматурги, режиссеры, прозаики. Поганые критики, выходите на работу, – сдавленным голосом выкрикивал Хубилай, при этом взгляд его оставался неподвижным, а голова мерно покачивалась при каждом шаге.

– Хубилай, – окликнул Бальзамов, – и тебе доброй ночи! А нет ли у тебя случайно длинной, крепкой веревки?

– Какой же степняк – без волосяного аркана. Это у вас много скарба, а по делу – ничего. А тебе зачем?

– Хочу узнать, поместятся ли на твой аркан тридцать восемь попугаев.

– Не только, брат, попугаи, но и дюжина африканских слонят. Пошли в мою комнату.

Когда настоящий чингисид отправился летать во сне над степями родного улуса, Вячеслав, перекинув через плечо веревку, подошел к опечатанной двери Телятьева. Прислушался. Тишина. Ну, с Богом. В другом конце коридора через чердачный люк он выбрался на крышу. Снег прекратился и низкие, мерцающие звезды напоминали светящиеся дыры на черном рубище ночной тьмы.

Ущербная луна вполоборота застыла над соседним домом, небрежно освещая человека на крыше общежития.

Найдя подходящую скобу на вентиляционной трубе, Бальзамов прикрепил к ней конец веревки и начал спускаться, упираясь ногами в стену… Ага, ну вот и нужное окно. Только бы не было заперто на шпингалет… После легкого нажатия, рама, скрипнув, подалась внутрь. Повеяло тошнотворным холодком… Неуловимый, неописуемый запах смерти, знакомый с детства. Запах кончины, который ни с чем не перепутаешь.

Осторожно ступив на подоконник, Вячеслав скользнул в непроглядный зев безжизненного пространства… Всклокоченная кровать… И весь Кавказ, как смятая постель… Вспомнились строки любимого Эдькой Пастернака… Пепельница с окурками. Банка из-под «джин-тоника». Компьютер, под слоем вдвое сложенной пыли. Ищи, Бальзамов, ищи.