Домой не возвращайся!
Шрифт:
– Дед, пойми меня как боец бойца, эти одиннадцать несчастных пацанов погибли сегодня по своей глупости. Не надо было травить меня, – затараторил Саид.
Ледяной ужас шевельнулся в душе Кондакова:
– Я бы мог убить тебя прямо сейчас, как бешеного пса, – Филипп Васильевич говорил отрешенным, каменным голосом, – но, боюсь, семьи тех ребят не простят мне этого. А как бы ты поступил? Правильно. Пуля в затылок – слишком легкая смерть для такого выродка. Я отдам тебя родственникам тех, кого ты, не моргнув глазом, убил. Вставай. Держи руки за спиной.
– Дед, ты воин и я воин. Неужели ты не поймешь и не отпустишь меня? Неужели ты не понимаешь, что я позор на твою седую голову? Люди, расправясь со мной, примутся за тебя. Ведь ты же меня воспитал таким.
– Во-первых: я – воин, а ты просто подлый человек. Во-вторых: моя жизнь встречает свой закат, и я хочу уйти из этого мира без камней в душе. В третьих: чему быть, того не миновать.
– Перед
– Ты очень глупый человек, Саид. Казню себя за то, что не успел предотвратить. Расскажи, как умер твой отец, Шухрат Омаров.
– Дед, ты дьявол. Откуда тебе все известно?
– Подушка, твоя подушка, Саид. Она была вся в рвоте. И, почему-то лежала не на твоей кровати, а на окне рядом с постелью отца. Я только одного не понял, зачем? Поэтому и ушел в тайгу – думается легче.
– А сейчас понял, зачем?
– Да. В тебе живет зверь, и многие поступки ты сам не можешь объяснить.
– Многое же ты надумал. А хочешь, я скажу тебе. Как можно уважать человека, который боится вернуться на свою Родину. Который единственного сына обрек на прозябание в дыре. Как вообще можно жить чужим среди чужих. Видите ли: убьют родственники. Трус. Если бы не его трусость, разве надо мной измывались бы сверстники не моей крови. Он шарахался от собственной тени. Вместо того, чтобы отвезти меня в теплую страну с голубыми куполами мечетей, с прозрачной водой в арыках, где я встретил бы лучшую в мире восточную жену.
– Заткнись, Саид, жить тебе осталось совсем немного. А сейчас помолчи. Я устал от твоей болтовни.
Километра полтора они шли в полном молчании. Скоро должна была показаться дорога. Саид лихорадочно соображал. Умилостивить сурового стража невозможно. Бить на жалость глупо. Напасть самому, улучшив момент, но как? В этом костистом старике чувствовалась не просто сила, а какая-то страшная, нечеловеческая мощь. На помощь пришли восточные гены – попробовать перехитрить.
– Дед, живот крутит, пусти под кустик. Приведешь обдерьмованного. Хоть смерть в чистых штанах дай встретить.
– Садись на пень, чтоб я видел и сверкай к лесу задом, а ко мне – передом.
Не дойдя двух шагов до положенного пня, Саид схватился за живот и повалился на землю, потому что именно в этом месте обнаружил камень величиной с кулак.
– А ну встать, гаденыш подколодный! – Филипп Васильевич, взяв ружье наперевес, приблизился. Омаров чутким слухом определил, что курок дед взводить не стал.
– Встаю, встаю. Медвежья болезнь от страха чуть на месте не случилась.
В следующий миг беглец, резко развернувшись, отвел ствол левой рукой, а правой метнул камень в лицо деду. И, рванув с места, побежал, петляя между деревьев. Сзади грохнул выстрел. В полуметре срезало ветку.
«…Хорошо я ему угодил. Теперь уйду. Да не просто уйду…» – Саид, еще до конца не веря удаче, бежал и бежал, задыхаясь то ли от движения, то ли от пузырившегося в крови адреналина.
Старый Филипп через пару секунд после полученного удара уже готов был стрелять, но кровь, хлынувшая из рассеченной брови, залила правый глаз. И он промахнулся. Наскоро залепив рану подорожником, старик двинулся за беглецом, держа ружье наперевес… Бежать ему только к котомке и ножу. Больше некуда. Эх, старый дурак, надо было нож забрать. Думал, потом вернусь, а вона, как бывает… Он шел к месту, где лежал убитый конь, мягко, не торопясь, готовый среагировать на любой звук. Глаза слезились от напряжения. Неожиданно между лопаток кольнуло, словно раскаленной иглой, и в тоже мгновение зеленый, пушистый мох бросился в лицо. И для деда Филиппа наступила ночь.
Саид, спрыгнув с толстой ветки, подошел к поверженному, который лежал ничком, неловко вывернув шею, с ножом в спине. Хотел было выдернуть из тела оружие, но передумал… Так победа красивее выглядит. Пусть остается с ножом. А неплохо он меня научил метать!.. Взяв свою котомку и ружье деда, Омаров-младший растворился в зеленой, непроглядной чаще леса.
Дальше следы Саида Шухратовича Омарова, круто петляя по жизни, ведут в десантное училище. На две трети мечта северного сироты сбылась: он стал воином, да еще каким, а что касается формы – лучше не бывает. Осталось третье – деньги. Но деньги хотелось заработать любимым делом, т. е. войной. Блестяще закончив училище, он сам написал рапорт с просьбой отправить его для исполнения интернационального долга в республику Афганистан. Скоро подвернулся удачный момент для того, чтобы перейти на сторону душманов. Несколько месяцев учебы в пакистанском лагере боевиков. А далее затяжная партизанская война в тылу советских войск.
Пожалуй, это были самые счастливые годы в жизни Саида: диверсионная работа, жаркие бои в горах, ночные вылазки, подрывы, нападения на караваны. На счету Омарова числились сотни убитых и покалеченных во время пыток русских солдат. Он сдирал кожу, выкалывал глаза, отрезал половые органы, подвешивал за ноги, отрубал конечности. Страшный, ненасытный зверь, сидящий в нем, радостно трепетал,
Операцию разработали тонко и тщательно. Свои люди подкинули канистры со спиртом одному русскому взводу. Под утро, когда бестолковое воинство безмятежно храпело, маленький отряд Омарова проник в полевую палатку и ножами поработал там, где показывал американец. Оставили в живых только одного – постового. Пусть посмотрит, когда проснется, и запомнит на всю свою собачью жизнь, а заодно и вызовет вертушки – иначе шакалы даже костей не оставят, и враг не узнает о ловкости воинов ислама.
Но была и горечь поражения. Однажды русские десантники взяли в кольцо его отряд: перебили всех. Сам Саид оказался в плену по причине того, что рожок автомата опустел. Рослый голубоглазый сержант разрешил солдатам собственноручно казнить последнего оставшегося в живых бойца противника. Он узнал в сержанте того самого постового, правда, на то время еще без лычек. Двойная обида полыхнула в глазах: зачем подарил жизнь! Судьба наказывает за излишнее тщеславие. Омарову связали руки, повесили на шею лимонку, привязав к чеке конец веревки, и повели к обрыву. Он прыгнул, чека вырвалась, но граната почему-то промолчала. Пока десантники бегали за автоматами, Саид ушел по ущелью из зоны обстрела… Аллах помог… Преследовать его не стали, видно, не до того было. Страшным рубцом в душе остался след от того случая. Он стал еще более жестоким и циничным.
Но любой войне бывает конец. Завершилась и эта полным поражением СССР. По крайней мере, так утверждал прогрессивный Западный мир. Хотя русские добились своего: американцы не смогли установить на территории Афганистана ракеты среднего и дальнего действия, направленные на Союз. Опаленная жестоким солнцем, лучшая сухопутная армия мира возвращалась в пределы своих государственных границ.
Саиду Омарову сделали другой паспорт – теперь он был человеком с русской фамилией, отвалили кучу денег, которые он тут же пустил в краткосрочный наркобизнес, и отправили в Россию, куда, собственно, он сам и хотел. В Союзе полным ходом шла перестройка. Как считал Омаров, только ленивый не сумеет сделать состояние в мутное, криминальное время. А ему, ой как нужны были большие деньги, потому что он не расстался с мыслями о теплом Востоке, о наложницах, о халате, минимум, падишаха. Бывший пес войны быстро удесятерил свое состояние, участвуя в бандитских разборках, вышибая долги, выселяя из квартир беспомощных стариков и опустившихся алкоголиков. К середине девяностых он уже приобрел в собственность несколько частных медицинских клиник, куда приглашал работать врачей, умеющих раскручивать клиентов на дорогостоящие лекарства и ненужные, но весьма прибыльные хирургические операции. Особенно будоражила воображение гинекология. Через здоровье женщин путь лежал к тонким демографическим нитям, за которые можно дергать, нанося страшные опустошения. Нужно только подняться вверх по иерархической лестнице продажной российской медицины. А там… Пока русские пьют, а дети их становятся наркоманами, они не способны понять, что существуют три главные вещи: здоровье, культура и религия. Вот и пусть пьют. А Саид Шухратович Омаров поможет, чем сможет. Самое главное, сделать так, чтобы в медицине не было честных врачей. Как? Да очень просто – повысить уровень взяток при поступлении в медицинские вузы. Откуда у честных деньги? Почти все они тупые романтики. Вот и пусть шпалы укладывают на каком-нибудь БАМе. Очень скоро «правильные» специалисты будут лечить согласно социальной кастовости: царей – по-царски, рабов, разумеется, как рабочий скот и не более. Из культуры выдавить методом подмены ценностей. Для начала сделать так, чтобы российские дети не знали, кто такой Илья Муромец, пусть восхищаются каким-нибудь старым американским утконосом с набитой долларами мошной. Потом заплатить юмористам, чтоб высмеивали фольклор, а молодежь окунуть в низкосортную музыкальную кислоту. Ай, да Саид! Неужели ты думаешь, что подобные разумные мысли не приходили до тебя ни в одну светлую голову. Что касается религии – демонизировать. Параллельно поддержать сектантов и язычников. Особенно последних – пусть молятся своим древним славянским богам, носят свастику – ведь это всего лишь символ солнца. Вскидывают руку вверх в знак приветствия. Становятся нацистами и побыстрее забывают, что нет ни грека, ни римлянина, ни иудея, что есть Достоевский, Пушкин, Дмитрий Донской и т. д. После этого всего один маленький шаг до ненависти к своим старикам или наоборот. Пусть грызутся между собой, решая исторические споры. А когда одумаются – страны, их страны, уже не будет. Останется одно название, да и то нужно еще подумать, оставлять прежним или нет. Ай, да Саид. Ай, да голова…