Домой не возвращайся!
Шрифт:
– Похоже, вы тут все такие.
– А тебе какие нужны? Дом на фундаменте строят. Слава Богу, мы его в себе не разрушили. Итак, приказ ясен?
– Так точно.
– Выполняйте.
– Есть.
ГЛАВА 20
Вид из окна на сырые, полузаснеженные, чавкающие от грязи улицы нисколько не расстраивал Альберта Гусейновича Садыкова. Ведь сегодня пятница. А, значит, снова головокружительный вечер в компании Цессиллии и Поппонии. И термы, пышущие забытым имперским теплом. Приятная дрожь пробежала по плечам и спине капитана. Он захлопнул папку с очередным делом и поставил на полку. Все. Как там поется: «На два дня, на два дня…» Эти могут не забыть. Работа такая, батенька. Ну, ничего. Сегодняшний вечер, все равно, никуда не убежит. А семья всегда потерпит, на то она и семья. Взгляд еще раз обошел пустой кабинет, и кожаный плащ слетает с плечиков, перемещаясь на фигуру. Широкополая шляпа, описав полукруг, садится на лысеющую голову, слегка надвинувшись на глаза. Белый шарф элегантно обвивается вокруг шеи. Гаванская сигара. Где? Ах, да, Альберт Гусейнович,
Мерс, казалось, не ехал, а величаво ступал в медленном потоке машин. Из-за выпавшего снега дорога сузилась: вместо двух полос получилась одна. Движение затрудняли припаркованные прямо к обочине машины. То и дело приходилось огибать выпирающие на дорогу задние и передние части. Но, как только образовывались свободные участки, и можно было ускориться, Садыков давил на газ. Ему нравилось, когда коричневая жижа летела на тротуар, обдавая прохожих с ног до головы. А те даже кулаком не смеют погрозить машине представительского уровня. Кроме, разумеется, полоумных старух, заставших в сознательном возрасте живого Сталина.
Эти могут и в стекло чем-нибудь запустить, не понимая, что один брызговик тянет не на одну пенсию. Благо, сил в руках не осталось и нагнуться радикулит мешает. А то бы давно баррикад поперек улиц нагромоздили несметное количество. Ничего, ничего, скоро носителей былых коммунистических устоев совсем не останется. Новая жизнь наладится по принципу, кто богат, тот и талантлив, а не наоборот. Кто же все-таки сжег джип Омарова? Думать на этого поэтишку не хочется. Не тот масштаб личности. Во всяком случае, так показалось. Предположить, что за ним стоит кто-то серьезный? Можно. Но кто? Толпу демонстрантов с плакатами перед тюрьмой организовал Телятьев. Убрали. За Бальзамовым ведется наблюдение: никуда, кроме учебы, не отлучается. А если Телятьева надоумили? Хотя, он сам еще тот фрукт. Надо же, почти докопался. Такой мог единолично все придумать и выполнить. Попробовать пойти сначала? Как-то уж очень тесно все переплелось. Стоило арестовать Бальзамова, и началась чехарда. Стоп. Этого гребаного поэта досматривали несколько раз и никакой бритвы не нашли. Откуда она? На опытного и бывалого зека ну никак не тянет, чтоб так умело и надежно спрятать на себе. Мало того, знал, где и как резать, рубить по венам. Школа Афгана? Нет, Афган совершенно не при чем. Вопросы. Вопросы. В ночь, когда сгорел джип, Бальзамов веселился на всю общагу. Может быть, даже чересчур демонстративно. Объяснить можно: вывернулся из лап милицейских палачей. Вот он я какой. Гуляй рванина! А если представить, что связь между нападением на машину и освобождением Бальзамова все же есть? И тот, кто помог писаке освободиться, проник и в джип. Убил водителя и собаку. Хотя нет, шофер покончил с собой сам, как учили покончил. Почему? Экспертиза нашла в черепе у пса пулю, выпущенную из «макарова». Голова кругом. Значит, бедного Джина пристрелили раньше, до того, как шофер вынужден был покончить с собой. Наверняка. Пес хорошо обучен: справиться с ним нелегко. Что касается водителя, то на любого быка трехлетку найдется бык пятилетка. Два варианта: связь есть, и связи нет. Либо это организация, либо каждый сам по себе. Интересно, что обо всем этом думает Саид Шухратович. Садыкова передернуло, когда он вспомнил, как при Бальзамове звонил Омарову, называя того по имени и отчеству. Ведь, если вариант номер один – связь есть, то искать господина Омарова начнут через него, капитана Садыкова. Прокололся. Но пока тихо. Никто никого не ищет. Так из охотника можно превратиться в жертву и тогда спасать придется собственную шкуру. Надеемся на вариант два: каждый сам по себе. Тебе ведь всегда везло, капитан. Повезет и на этот раз. Альберт Гусейнович сладко затянулся элитной сигарой. Жизнь прекрасна и удивительна, не правда ли, друзья. С налетчиками на джип Омаров сам разберется. В конце концов, это могли быть обычные бандиты, вынудившие пойти водилу на суицид. Ротвейлер, говорят, здорово потрепал каких-то ребят с бейсбольными битами, защищая, как ни странно, Бальзамова и его жрицу любви. Бывают же в жизни парадоксы. Правда, в такое верится с трудом, шофер ведь тоже был не из мальчиков для битья. Пока это дело имеет всего лишь одну логически обоснованную версию: шофер покончил с собой сам, предварительно отправив на тот свет четвероного товарища. Причину пусть ищут другие. У него, великого сыщика Садыкова, дел без того по горло. Более громкие преступления ждут не дождутся. Еще не хватало думать о несчастном таджике или узбеке, черт их разберет. Только так при Омарове нельзя, конечно, говорить. Саид Шухратович разницу понимает. Все мы люди одной веры.
– Доброго здоровьица, ненаглядный наш Альберт Гусейнович! – Петрович так и стелился, бегая вокруг машины: – Уж заждалась вас банька-то.
– Термы, Кирилл, термы. Когда отучу тебя от варварских слов!
– Ну, терма, так терма. Пар сухой очень. Прикажете ведро воды в парилочку поставить? На стены да на полок побрызгать. Помните, что на саму печь нельзя.
– Валяй. Каждый раз мне одно и то же говоришь, будто я слабоумием страдаю. Гимнастическая готова?
– В лучшем виде, ненаглядный наш, в лучшем виде.
– Ну, ты же знаешь. Полчаса, как обычно, для поддержания формы. В здоровом теле – здоровый дух.
– А я пока столик накрою. Закусочек порежу. Девочки приедут, побегу, встречу.
– Давай, Кирилл, давай. Что-то голова у меня нынче тяжелая.
– Работа у вас такая. Ответственность, как у президента. Изматывает.
– Мысли мрачные иногда посещают. Поделиться не с кем: все в себе. Такова незавидная доля носителей благородной крови. Патриции только внешне живут красиво. Хозяин намекнет на добровольный уход из жизни: нужно немедленно вскрыть себе вены и с гордым взором встретить смерть.
– Вы такие мысли-то гоните прочь, кормилец наш, Альберт Гусейнович. Мало ли, кто чего намекать будет. Не те все-таки времена нынче. Неронов и калигул нет.
– Кто тебе сказал такую глупость, что нет? Еще как есть, дорогой ты мой Кирилл. А ты, гляжу, кое-что знаешь из истории Вечного города. Почитал никак а, старый плут?
– Да, нет, что вы, фильмец на видике посмотрел. Книжки-то уж, почитай, лет сорок не открывал.
– Вот поэтому есть мы, патриции, чтобы вести дела государственные и отвечать за вас. Ну, да ладно, что-то мы заболтались. Скоро гостьи пожалуют, а я еще холодный.
Капитан Садыков прямой, как македонское копье, небрежно толкнув стеклянную дверь, проследовал в помещение. Кирилл Петрович приступил к своим прямым обязанностям, как всегда, ругая себя за вынужденное раболепство, излишнюю игру в Ивана-дурака и трусость.
Тренажерный зал ухал, звякал и скрежетал металлическими членами. Весь свой неописуемый страх перед Омаровым капитан пытался загнать в мышцы, в железо, в пот. Но огромный нутряной червь продолжал свою адскую, разрушительную работу. В какой-то момент захотелось сбежать домой, запереться на все засовы, бросив будущий вакхический ужин на съедение плебсу. Иногда нужно слушать внутренний голос, доверять интуиции, не пытаться пересилить себя. Но как отказаться от наслаждения?
Цессиллия и Поппония прибыли к назначенному часу. Вот что значит: дорожить работой. Все бы так! Глядишь, страну из дыры бы вытащили. Но патриций Альберт был явно не в форме. Старания псевдоиталийских куртизанок не увенчались успехом. Далеко, видать, еще столичной проституции до качества древнеримских лупанариев. В конце концов, уязвленных девушек пришлось отправить восвояси раньше времени, благо, на уровень гонорара эта садыковская немощь никак не повлияла. Капитан выбрал ручкой регулятора щадящий температурный режим и, сбросив простыню с плеч, вошел в парную. Сердце не находило себе места от тревожных дум. Даже пот не хотел вырываться наружу. Сухую кожу жгло нестерпимо. Он зачерпнул воды из ведра и плеснул на полок и стены. Омаров готовит очередного донора к операции. После сделки возьмется за него. Водить за нос следователя, находящегося на службе, гораздо проще, чем этого монстра, Саида Шухратовича. Где же и когда он допустил ошибку? Попробовать допросить еще раз дежурного, но уже с пристрастием, чтоб визжал от боли? Можно. Глядишь, потянется ниточка. А если это ничего не даст? Пусть, зато вариант будет отработан. Человек, нацепивший погоны, должен уметь терпеть. Так что, крепись, дежурный. Если чист: оба будем спать хорошо и дышать свободно. Если нет, тебе, парень, придется умереть, причем, конечно, до того, как тебя захочет лицезреть Саид Шухратович. От принятого решения Садыкову стало немного легче. Он даже пожалел, что отпустил Цессиллию и Поппонию. И еще: не таким простым деревенщиком выглядит подчас банщик Кирилл Петрович. Неужели ты стал маниакально подозрительным, бравый капитан? Не к лицу, не к лицу. Эдак, от собственной тени можно начать шарахаться. Ну и что! Пускай под дурака косит, если нравится, но скорей всего и есть дурак, просто взгляд иногда не таким уж глупым бывает. Что-то ведь человеческое должно остаться у представителя коренного населения. Скоро, есть такая надежда, освободимся от ненужных и бестолковых аборигенов, захребетников, пьяниц и тупиц… Садыков потянулся: наконец-то выступили бусинки пота на лбу.
…Что за чертовщина? Кажется, начинает расти температура. Или усталость? Пора передохнуть. Явно, сегодня какие-нибудь магнитные бури. Изнемогая от накатившего жара, он оторвал спину от настила и, кряхтя, подошел к двери. Толкнул. Тяжелая, толстая дверь не поддалась. Еще раз. Никак. Напрягся. Заклинило что ли? Ударил плечом. Не шелохнулась. В глазах уже начинали плавать разноцветные круги. Он сделал усилие и обошел электрическую печь в надежде обнаружить провода. Нужно попытаться перекрыть питание. Раскаленный агрегат был плотно приставлен к стене и своих слабых мест не выдавал. Где-то должна идти проводка. Как печет, сил нет. Колени подкашивало. Садыков решил лечь на пол лицом вниз: так легче. Но что дальше? Вылежать, все равно, ничего не удастся. Сделано на славу: ни одной щели со сквознячком. Имперское качество. Он попробовал стучать в дверь, но удары выходили слабыми. После двух-трех выкриков понял, что вообще может потерять остатки сил. Какой ужас. Мамочки, помогите! Нижняя челюсть ходила ходуном. Жгучие слезы отчаяния, смешавшись с потом, застилали зрение. Кожа, буквально, трещала от невыносимой жары. Почему, почему температурный регулятор нельзя было сделать внутри? Кто придумал – снаружи?
– Капитан Садыков – глухой голос кладбищенской, черной птицей прокаркал из-за двери.
– Я, я, капитан Садыков. Люди, слава Богу. Помогите!
– Слушайте внимательно.
– Слушаю и повинуюсь, – Садыков едва не плакал от счастья.
– Вот и хорошо. Нам нужен Саид Омаров. Вопрос понятен?
– Нет, не очень.
– Нам спешить некуда. Сделаем аутодафе по-русски. Вы себя представляли когда-нибудь Жанной д’Арк?
– Вы о чем? Что за шутки идиотов? Я капитан милиции и…
– А я полковник морской пехоты, и мне нужен Омаров. Считаю до одного и ухожу отведать с вашего стола.