Домой
Шрифт:
– Может, я давно уже этого жду… Да, а кто, как не ты, на меня взлупнулся, когда я здесь начал работать? Сколько ты со мной не общался? Два месяца?
– Я с тобой не общался, потому что ты работал на Пинского, кампанию делал ему, а насчет мэрии – это дело твое, хотя, я бы…
Мы сидели на новой «базе» «Кремастера» – в подвале бывшего здания ДОСААФ на Садовой – этот подвал выбил я, при условии, что репетировать они будут не раньше восьми часов вечера или на выходных. У стен стояли старые плакаты по гражданской обороне. На одном было показано, как надевать
Я сказал:
– Мое отношение к этому знаешь, какое? Я – чиновник, нанятый работник, и зарплату мне платят из бюджета, то есть, грубо говоря, налогоплательщики. Значит, я и должен на них работать, а не на начальство… А что касается того, какой проект – ну, не политический же мне делать, против Пинского. Представь, на его же деньги?
– А что, было бы круто…
– И вообще я не верю, что музыка может как-то продвигать идеологию или политику. Возьми NOFX – отличная команда. А политики у нее не было никакой, до самого последнего времени. А появилась – и что? Музыка от этого лучше не стала. Первые альбомы мне гораздо больше нравятся…
– И где ж ваша вокалистка? – спросил Илья, гитарист «Кремастера». Уго, барабанщик, укреплял на стойках тарелки.
– Сейчас подойдет, – сказал я.
– Нет, прикольный проект. – Женька улыбнулся. – Но такой, я бы выразился, эстетский.
– Ну, да. И что в этом плохого?
– А какая будет должность у тебя? Продюсер?
– Можешь называть, как хочешь. Меня этим не обидишь.
Дверь открылась, зашла Оля. На ней были джинсы, порезанные почти по всей длине и самопальная майка со словами «fuck off» под расстегнутой курткой.
– Всем привет.
– Я не знал, что ты умеешь петь, – сказал Илья.
– Я тоже не знала.
– Тексты выучила? – спросил я.
– Да, почти.
Классовая ненависть
Место: Дома
Дата: 19/11/2006
Время: 12:11
Музыка: Crass, альбом Christ The Album
Комната Женьки в двухкомнатной хрущевке снизу доверху обклеена коллажами из журнальных картинок, заставлена полками с компакт – дисками, аудио– и видеокассетами, книгами и дивиди. На письменном столе у окна – компьютер, в другом углу комнаты – диван. Рядом со столом – бас – гитара на стойке, тоже вся обклеенная картинками. Мы сидим на диване. Женька берет двухлитровую «бомбу» пива, наливает в два граненых стакана.
– На улице подозрительного ничего не заметил? – спрашивает Женька.
– В смысле, «хвоста»? Ну, это было бы совсем по – киношному…
– Если б такое случалось только в кино…
– Знаешь, я понимаю так: если бы хотели, меня давно бы уже выследили. Я ведь не прятался и в Москве. Уж если этот урод нашел меня в Праге, то найти меня здесь или в Москве – никаких проблем…
– Все равно, днем тебе без надобности выходить не надо… Так, на всякий случай. Ты можешь, конечно, подумать, что я из-за этого стал чересчур осторожным…
– Осторожность – нормально. А что ты скажешь своей маме?
– Скажу все как есть, но без деталей. Она ж тебя помнит. А где ты и что ты – я ей не говорил, естественно. Сейчас скажу, что ты жил за границей, приехал, чтобы уладить дела. Вопросов она задавать не будет – я ей эти вещи…
Женька разливает остаток пива по стаканам. Мы чокаемся. Я отпиваю. Пиво нагрелось и стало вообще отвратным. Я ставлю стакан на пол, говорю:
– Мы тогда реально играли против мэра… Хотели его скинуть.
– Я так и думал.
– Тебе кто-то рассказал?
– Нет, я просто сопоставил факты…
– С командой Станкевича.
– Вы серьезно верили, что Станкевич мог бы скинуть Пинского?
– Верили. А почему бы и нет? Тогда ведь ничего еще не было ясно, все до думских выборов происходило… И Станкевич еще был «на топе». И Пинский флиртовал со всеми партиями… Но ни с кем не был прочно завязан. Это он уже потом, в декабре, понял, с кем надо быть…
– Но, видимо, чем-то им не угодил в конце концов…
– Или много стал себе позволять.
– У него, все же, комбинат… Сорок тысяч рабочих. Градообразующее предприятие… А твой второй коллега – или как его правильней назвать? Чувак, который работал дизайнером, Антон, да?.. Как ты думаешь, мог он где-нибудь так вот, как ты, залечь под корягу?
– Вряд ли. Когда он звонил мне, на нем уже плотно висели…
– А кто мог вас сдать?
– Кто угодно. Я думать про это давно перестал. Слишком много людей во всей этой херне принимали участие… Косвенно, я…
В прихожей хлопает дверь. Сквозь зеленоватое, с узором, стекло видно, как включается свет.
– Мама пришла с работы, – говорит Женька.
Я киваю, делаю глоток пива.
– …Мне только ее было жалко, – продолжает Женька, понизив голос. – Самому, в общем-то, по хуй. «От тюрьмы да от сумы»… А она тяжело переживала… Вот за это – бывают моменты – мне его хочется задушить. Вот так вот, своими руками… Потому что я знаю – это он лично распорядился. Я достал его экологической движухой вокруг комбината. Ну и статьями, и всем остальным… Пришли в газету с собакой, натренированной на наркотики… Не знали, что я «стрейтэдж»… – Он смотрит на бутылку пива, хмыкает. – …ну, до определенной степени. Ушли, естественно, злые – ты бы видел. А мне было так в прикол…
Я молчу, киваю, мелкими глотками допиваю пиво.
– А там – заметь! – никто не понимал, как можно заниматься политикой «за идею», ведь политика – это, в принципе, торговля идеями. И задача ее – продать их как можно большему числу людей, то есть, в сущности, наебать их. А за всей этой торговлей – не абстрактное какое-то соревнование, не спорт – кто набрал больше голосов… А конкретные преимущества, которые даст победа – очень даже материальные… И мужики смотрели на меня и не врубались. Или не верили, думали, что я и их наебываю насчет своих идей… Что на самом деле все это какой-то тонкий, хитрожопый расчет на будущее…