Домой
Шрифт:
– А где она сейчас?
– Не знаю. Где-то зависает… Мы друг перед другом не отчитываемся. Главное, что обе деньги за квартиру отдаем не позже срока.
– А как тебе Москва? Уже привыкла?
– Какие-то тупые у тебя вопросы, Леша. Хотя, я понимаю. Еще утром ты был в своей Праге, а к вечеру уже в настоящем русском говнеце. – Оля смеется. – А вообще, по сравнению с нашей дырой Москва в сто раз лучше. Меня там так все задрало, что я, наверно, бы повесилась, если б не свалила… А Москва… «Человек привыкает ко всему». Напрягает только,
– Я это называю «запиаренная реальность»…
– Чего – чего?
– Запиаренная. От слова «пиар».
– А – а-а… Хер ее знает, какая она… Неважно… Я одно понимаю, что в этой реальности никто не живет. Пустая она… «Пластмассовый мир победил»…
– Давно уже.
– Чай будешь?
Я киваю. Оля поднимается, зажигает газ. Дрожат синие струйки пламени. Она ставит на конфорку большой белый чайник с цветком на боку. Я спрашиваю:
– У тебя что, нет электрочайника?
– Есть, но он сломался.
– Почему тогда в ремонт не отнесешь?
– Не знаю, как-то руки не доходят…
– С кем-нибудь встречаешься?
– Сейчас нет. Все какие-то короткие романы…
– Нестабильность в стабильном мире, да?
– Нет, я тебя сегодня, как бы, не понимаю. Опять несешь какую-то херь. Ну а у тебя, например?
– У меня точно так же.
– Вот видишь, как у нас все похоже?
– Непохоже. У меня все по – другому. У тебя все еще впереди, а для меня это – так, просто…
– Не надо только этих разговоров. Вот, как бы, я уже старик, мне тридцать два… Никакой ты еще не старик. И я уже столько говна видела в жизни, что кто-то и в…
Я лежу в углу на старом тюфяке. Оля предлагала мне диван, я отказался. Занавесок на окне нет. Уличный фонарь светит прямо в комнату. Я отворачиваюсь к стене.
Трамвай
Место: Родина
Дата: 01/10/2001
Время: 06:17
Музыка: нет
За окнами дачи посерело. Мы всю ночь просидели в гостиной на втором этаже. Я набирал на ноутбуке тексты выступлений Пинского – на комбинате и на празднике города. Серега с Санчесом готовили новый «слив» на Филатова. Антон лепил фотомонтажи и верстал листовки.
Я встал, прошел на кухню, включил электрочайник, насыпал кофе во «френч – пресс», вернулся в гостиную. За стеной послышался шум, скрип дивана.
– Пинский развлекается, – сказал Санчес. – Наверняка, с очередной какой-нибудь целкой.
– Это ты фигурально выразился? – спросил я.
– Нет, абсолютно в прямом смысле. Он – как чувак из фильма «Детки», трахает, в основном, девственниц. «От них нельзя ничем заразиться, они…»
– И у него гинеколог сидит на зарплате, который их предварительно осматривает?
– Вряд ли. Все строится «на принципе доверия» – как он сам любит говорить. Кроме того, у них есть материальный стимул не обманывать. Он же им платит. А если какая-нибудь обманет, то может ничего не получить…
За стеной что-то загремело, упало. Кто-то негромко крикнул и сразу заткнулся – как будто рот зажали подушкой
– …А платит он им не так уж плохо, – продолжал Санчес. – Нет, по его деньгам, конечно, сущие копейки, но для них – купить джинсы новые, еще какую мелочь…
– Интересно, а презерватив он надевает?
– Чего не знаю – вот того не знаю. – Санчес хихикнул. – Сам я в этой роли, как ты можешь догадаться, не был…
– Кофе будут все? – спросил я.
– Да, – за всех сказал Серега.
Я вернулся на кухню, залил кипяток во «френч – пресс», взял с полки чашки. В коридоре послышались шаги. Дверь приоткрылась, заглянула девушка. Ей было лет пятнадцать, максимум – шестнадцать. Короткая джинсовая юбка, черные колготки в сеточку, кеды, балахон «Секс пистолз».
– Ой, извините, я искала выход…
– Пойдем, я покажу.
У нее на щеке подсыхало пятнышко спермы. Я вспомнил, что видел ее пару раз на концертах, а однажды она приходила с тусней на подвальный сейшн «Кремастера».
Мы спустились по лестнице. В гостиной первого этажа сидела вторая половина «штаба» – человек пять бесполезных уродов. Они задурили голову Пинскому – типа, «обеспечивают аналитическую поддержку». На самом деле они ничего не делали, только бухали, надеясь при этом на «бонусы» для себя, если он победит. На столе стояли три пустые бутылки от виски «Red Label», остатки жратвы. Двое уже отрубились, уронив головы на стол. Остальные тупо глянули на нас.
– О, какие девушки прекрасные, ну прямо Афродиты, – сказал Клочков. Он когда-то был секретарем горкома комсомола, потом крутился без особого успеха в разных партиях. Он встал с дивана и схватил ее за плечи. Я оттолкнул его. Клочков упал на пол.
Мы вышли на крыльцо. Она спросила:
– Сигареты есть?
– Я бросил. Года три уже.
– Давно… – Он едва заметно улыбнулась.
Я дотронулся пальцем до своей щеки. Она поняла, открыла маленький рюкзак, на котором болтался плюшевый медвежонок, достала носовой платок и вытерла щеку.
Я спросил:
– Ты где живешь?
– В районе комбината.
– Проводить тебя?
– Как хочешь.
– Как тебя зовут?
– Лиза. Вернее, это – «погоняло». А вообще, я – Оля.
Мы вышли за ворота дома. Вокруг стояли еще несколько домов, тоже за высокими заборами. Некоторые еще только строились. Мы пошли через пустырь к трамвайной остановке.
Трамвай ехал вдоль забора комбината. Мы сидели на последнем сиденье. Кроме нас, в трамвае были только двое рыбаков со своей снастью, в телогрейках и болотных сапогах. Над серыми корпусами цехов дымились трубы. Оля спала, ее голова лежала у меня на плече.