Дон Жуан в Неаполе
Шрифт:
ДОНЪ ЖУАНЪ. Изъ всхъ поздравленій это самое краснорчивое!
ОБЫВАТЕЛЬ. А теперь, сосди, поднимемъ синьора Эджидіо на плечи и отнесемъ на площадь.
ЛЕПОРЕЛЛО. Какъ? все-таки, на площадь? Ни за что!
ВТОРОЙ ОБЫВАТЕЛЬ. Да не за тмъ, что вы думаете!
ВТОРОЙ НИЩІЙ. Мы выставимъ васъ на трибуну, какъ тріумфатора.
ОБЫВАТЕЛЬ. Пусть весь Неаполь узнаетъ о вашемъ супружескомъ геройств и весь міръ о добродтели неаполитанскихъ женъ. Ура! Да здравствуетъ Эджидіо Ратацци!
НАРОДЪ. Ура! ура! ура! Да здравствуетъ Эджидіо Ратацци!
(Уходятъ, унося Лепорелло. Гибріэлла и Донъ Жуанъ отстаютъ отъ толпы.)
ГАБРІЭЛЛА. Сегодня, посл сьесты, въ четвертомъ часу, жди меня у ршетки королевскаго сада.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Чуръ, не опаздывать, любовь моя!
ГАБРІЭЛЛА. А теперь или, сладкій мой. Сосдки могутъ замтить насъ изъ оконъ. Иди и поврь мн въ долгъ поцлуи, которые посылаетъ теб мое сердце. Ты получишь ихъ въ четыре часа.
ДОНЪ ЖУАНЪ. О, на этотъ долгъ я насчитаю страшные проценты.
ГАБРІЭЛЛА. Сто на сто?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Тысяча на тысячу! До свиданья, счастье мое! (Уходитъ.)
ГАБРІЭЛЛА (къ публик). Женщина начала эту пьесу прологомъ, женщина и кончитъ ее эпилогомъ. Такова общая судьба длъ человческихъ: отъ женщины начинается, женщиною двигается, женщиною кончается. Я могла бы ограничиться этою моралью. Она достаточно глубокомысленна, чтобы мудрыя философскія головы перетирали ее мозгами, какъ зерно жерновами, отъ Соломона до нашихъ дней. Для тхъ, кто требуетъ деталей, прибавлю, что общество строится на довріи мужчины къ женщин и политика доврія — единственная, чего-нибудь стоющая для мужей. Видите ли, я шепну вамъ по секрету: врите ли вы, не врите ли женщин, - вы ею, все равно, уже обмануты. Слдовательно, выборъ только въ томъ: быть обманутымъ съ удовольствіемъ или безъ удовольствія. Вы видли, какъ бдный Лепорелло, переставъ врить жен, послдовательно терялъ спокойствіе, честь, капиталъ, тлесную неприкосновенность. Еще немножко, и даю вамъ слово: автору ничего не стоило отнять у него и самую жизнь. Вы видли также, что — едва Лепорелло опять поврилъ мн, къ нему не только возвратилось все, что онъ потерялъ, но единственно чувство мры помшало автору наградить его губернаторствомъ въ Палермо или другомъ город съ пвучимъ именемъ. Итакъ, мужья, ступайте съ миромъ по домамъ и врьте женамъ вашимъ больше, чмъ самимъ себ, а словамъ ихъ больше, чмъ собственнымъ глазамъ. И да пошлетъ судьба за это вашему тлу — долголтіе и здоровье, жизни — спокойствіе, душ — равновсіе, карману — выигрышъ въ двсти тысячъ, семь — сыновей безъ литературныхъ наклонностей и дочерей, не стремящихся въ босоногій балетъ, безкорыстныхъ зятей, которые не спрашиваютъ за женою приданаго, а снохъ — съ собственными пятиэтажными домами и безъ ревнивыхъ матерей.
Конецъ.
Fezzano,
1912. III. 15.
1915