Дон Жуан. Правдивая история легендарного любовника
Шрифт:
Почти во всех парижских кварталах стоит нестерпимая вонь. Дело в том, что мясники, разделывая туши, выбрасывают кишки прямо на улицу. Добавляет смрада и небольшая речка Бьевр, впадающая в Сену: этот ручей превратился в настоящую сточную канаву.
Парижские улицы – это театральные подмостки с непрерывным действием. Семейные ссоры, выяснения отношений между родственниками или соседями непременно выплескиваются на улицу. Тут же собирается толпа зрителей, которые поддерживают ту или другую сторону. Поэтому обычно маленькая склока в конце концов заканчивается массовым побоищем.
Эти спектакли неизменно привлекают воришек, которые под сурдинку делают свое дело. Если вора ловят за руку, то
Если злоумышленник покусился на имущество, находящееся в ведении церкви, то епископ Парижа имеет власть рубить преступнику уши возле специально воздвигнутого креста. Часто ворам выжигают губы. Эти обезображенные люди уже не имеют возможности бросить свое воровское ремесло.
Когда «меченый» вор попадается вторично, то его наравне с убийцами приговаривают к смертной казни. Мужчин вздергивают на виселице, а женщин либо сжигают на костре, либо живьем закапывают в землю. Если воровку повесить, то спустя какое-то время она непременно оживет и превратится в оборотня-вам– пира.
Городская виселица еще недавно возвышалась возле главного рынка, потому что зрелище повешения считалось полезным и душеспасительным для населения. Но горожане все-таки добились переноса виселицы за городскую стену, в предместье Монфокон.
К слову сказать, судить и приговорить к смертной казни могут не только людей, но и животных. При этом надо перед судьей доказать вину животного. На улице Монморанси свинья порвала щеку ребенку, и тот умер. Хозяин свиньи всячески защищал ее на суде, но свинью все-таки приговорили к сожжению.
Парижане очень любят держать в домах собак и кошек, которые считаются чуть ли не равноправными членами семьи. Их всячески холят, моют, вычесывают блох. Почти во всех домах в клетках живут певчие птицы, в основном – щеглы и жаворонки. Вельможи держат медведей, а король Иоанн – львов.
Численность воинского гарнизона Парижа – около тысячи человек. Количество стражников, наблюдающих за порядком, – шестьсот человек. В борьбе с пожарами заняты тридцать человек».
– Вот таков Париж, – закончил свою докладную записку королю Педро де Тенорио.
Глава 5
Но вовсе не шатание по дождливому Парижу было главным событием минувшего лета. Главным был поединок на мечах с Жаном Буриданом.
Виконт Нарбоннский сдержал свое слово, данное им дону Хуану во время обеда у мэтра Франческо Петрарки, и познакомил его с Жаном Буриданом. Однако убедиться в том, что автор парадокса о собаке – интересная личность, де Тенорио довелось несколько необычным образом.
Ссора произошла в московских банях королевского дворца Ситэ. В компании, помимо пожилого философа и дона Хуана, были виконт Нарбоннский, а также путешественник и дипломат Андрэ де Монтеран, недавно вернувшийся из длительной поездки в Московию. Они вдоволь нахлестались березовыми вениками, дон Хуан пребольно обжег себе ляжки, но делал вид, что банная процедура пришлась ему очень по вкусу.
– Наши бани только называются московскими, и мы лишь говорим, что паримся по-московски, – рассказывал де Монтеран. – На самом деле это лишь жалкое подобие того, что я испытал в Кремле. Это главная крепость московитян. У нас ведь как? Где паримся, там и моемся, тазы с водой на себя выливаем. Поэтому у нас пар тяжелый, сырой. Топим слабо, иначе долго не выдержишь. В Москве парилка – это отдельная комнатушка с плотной дверью. А моются в другом помещении. Печь они раскаляют до такой степени, что пар совершенно сухой и прозрачный, так что видишь, как дрожит воздух. Жар такой, что боишься вздохнуть – обожжешь легкие. Голову надо обязательно повязывать платком, иначе кровь пойдет носом. Но московитяне ухитряются даже хлестаться вениками при таком адском пекле! Удивительно, как у них кожа не слезает. Лично я не смог даже подняться на полати – это такие полки в виде ступеней из осины, на которые надо карабкаться, чтобы добраться до самого сильного жара под потолком. Я только внизу стоял. Семь потов с меня сошло, как говорят в Москве. Пробрало до самых костей – это тоже их поговорка. А теперь представьте себе, что московитяне обязательно ходят в баню каждую неделю!
– Ну, тут, любезный де Монтеран, вы явно переборщили, – снисходительно усмехнулся виконт Нарбоннский. – Раз в месяц – это я еще поверю, хотя и с трудом.
– Это действительно так, – пожал плечами де Монтеран. – Во-первых, посещение городской публичной бани у них стоит полполушки. Это одна восьмая копейки, самая мелкая монета в Московском государстве. Бани доступны даже для самого последнего нищего. И никаких шлюх вы у них в бане не встретите, не то что у нас! В кабаках – да, но только не в банях. Для них баня – это святыня, которую нельзя осквернять блудом. И они никогда не едят в банях, как это заведено в Париже. Приди домой после бани и садись за стол. Кстати, я никогда в жизни не ел так, как в Москве. Боже мой! У них даже летом на столе только самое свежее мясо. Никакого запаха, не то что на наших парижских пиршествах. А рыба, какая там рыба, господа! В наших реках и морях такой не водится.
– Они там что, даже вина в банях не пьют? – поинтересовался Нарбонн.
– Нахлеставшись вениками в парилке, московитяне пьют квас – это такой хмельной напиток из хлеба, мне трудно объяснить… Есть еще горячий медовый отвар, называется «сбитэн». Поймите, виконт, московитяне – народ особый и обычаи у них совсем другие. Например, все целуются при встрече, причем в губы, трижды. Идешь по улице – а вокруг тебя сплошь целующиеся люди. Целуются не только мужчины с женщинами, но и мужчины с мужчинами, женщины с женщинами. Это обычный способ поздороваться, только и всего. Вот и еженедельные походы в баню – строгая московская традиция. Если закрыть бани хотя бы на две недели, в Москве начнется народный бунт.
После дифирамбов по адресу московских бань де Монтеран перешел к восторгам, связанным с его впечатлениями о самой Москве:
– Вы не поверите, господа: там огромные купола церквей покрыты чистым золотом! Да-да, это никакое не преувеличение! А мостовые в городе настолько чистые, что мы в Париже такого даже представить не можем. В Москве на улицах кроме конского навоза почти никакого другого мусора нет. А все почему? Да потому, что вся торговля у них сосредоточена на главной площади. Ну, не вся, разумеется, есть несколько торговых рядов вдоль реки… Но московские улицы не загромождены лавками, как у нас в Париже.
– А дома? Какие у них дома? – поинтересовался Жан Буридан.
– Сплошь деревянные, из бревен, – ответил де Монтеран. – Купить обычный двухэтажный дом в Москве можно очень недорого.
– Это почему? – вновь спросил Буридан.
– Да потому, что в Москве дома долго не живут. Примерно раз в десять – пятнадцать лет город выгорает наполовину, а то и целиком. Но на удивление быстро отстраивается заново.
Тут Жан Буридан принялся рассказывать о том, как вот уже полгода подыскивает себе в Париже приличный каменный дом. И надо же такому случиться, что после длительных и бесплодных поисков ему вдруг предложили на выбор сразу два дома! У каждого были свои достоинства и недостатки. Притом цена оказалась примерно одинаковой.