Донбасс
Шрифт:
А это шахтеры стоят на Красной площади, на вершимо мира! Долгим, ох, каким долгим путем шли они к этой вершине, шли из глубин земли, со своих бессолнечных горизонтов 640, 710, 830; для них когда-то и дневное солнце было в диковину — по неделям не выезжали из шахты; для них когда-то иного привета не было, как крик надсмотрщика: "В упряжку! В лямку!"; иного имени, как "чумазые", иной радости, как в кабаке; и не было труда зазорней и горше шахтерского и жизни печальней и постылее, чем эта жизнь на четвереньках. А сейчас шахтеры стоят на Красной площади и не удивляются этому:
— Да-а… — задумчиво вздохнул кто-то рядом с Андреем. — А хорошо б, хлопцы, в Кремле побывать, посмотреть… — И все подхватили эти слова, видно, о том же думали.
— Конечно, интересно! Место историческое.
— Великое место…
— А я был в Кремле, — вдруг негромко сказал шахтер из Горловки, тоже член делегации, человек пожилой и молчаливый, которого Андрей в поезде едва приметил. Все оглянулись на него.
— Бы-ыл? — недоверчиво протянул Виктор. — Когда ж это?
— А в аккурат два с половиною года тому назад.
— С экскурсией, что ли?
— Зачем? — просто и с достоинством возразил горловский шахтер. — Я у Сталина был.
— У Сталина?!.
— Да-а!.. — спокойно подтвердил шахтер и рассказал, как в 1933 году, весной, их, группу старых донецких шахтеров и инженеров, пригласили в Москву, в Центральный Комитет, чтоб посоветоваться с ними об одном постановлении относительно Донбасса.
— Постой! — вдруг взволнованно перебил его Виктор. — Это постановление тридцать третьего года, где об антимеханизаторах сказано?
— Оно самое.
— Так я ж это постановление прекрасно знаю! — в полном восторге вскричал Виктор. — Я ж тогда на слете ударников был. Помнишь, Андрей? — метнулся он к товарищу и тотчас же опять, жадно, к шахтеру из Горловки: — Так что ж, выходит, это ты, папаша, постановление-то вырабатывал?
— Ну, не я, конечно… — усмехнулся тот. — А мы действительно свои советы давали, это принять на себя могу…
— Да-а! — раздумчиво сказал Дюканов. — Повезло тебе, отец!
— Это я и сам чувствую, — тихо ответил шахтер из Горловки.
Москва радушно принимала дорогих гостей. Она показалась им во всей своей древней юной красе и не скупилась на ласку. Стахановцам было даже немного неловко от этого всеобщего внимания и почета. Смущенно принимали они приветствия, конфузились, когда москвичи задаривали их цветами. Но было радостно, что рабочего человека так принимают в столице. Особенный почет выпал, конечно, на долю шахтеров — то ли потому, что народ называл уже новое движение именем шахтера, то ли потому, что москвичам шахтерская профессия казалась наиболее романтической, героической даже. А Москва любила героев — летчиков, полярников, парашютистов, пограничников…
И нашим ребятам полюбилась Москва. Им все тут нравилось: и люди, и улицы, и заводы, и театры, и новые станции метро…
— Дворцы! — восхищался Виктор. — Не скажешь, что под землей… Вот у нас бы так.
— Будут и у нас шахты, как дворцы… — возражал Андрей.
— Та где там! Быть этого не может! Тут, в метро, угля нету, оттого и чисто. А у нас — уголь.
Но Андрей упрямо твердил:
— Нет,
Побывали ребята и в Кремле. Оказалось, что и это для них вполне доступно. Все было возможно для них в Москве, все двери распахнуты. Об одном только жалел Виктор: времени мало. Как скупец, дрожал он над каждой минутой. Просыпался раньше всех, ловился всех позже. И все горевал, что не успеет посмотреть всего, что хочется.
Он даже с Дашей не желал встречаться, чтоб времени зря не тратить.
— Ну что она может показать нам в Москве? — недовольно ворчал он. — Только перевод времени.
Но Андрей настоял на том, чтоб встретиться. Нельзя, дядя Прокоп не простит. "И мне Даша не простит тоже!" — грустно думал он при этом.
Встретились утром, у телеграфа. И сразу же пошли покупать Виктору джемпер. Даша была обрадована встречей и не скрывала этого. В универмаге она оживленно тормошила продавщиц, сама выбирала Виктору джемпер; вдруг спросила:
— А домой вы подарки послали?
— Кому домой?
— Ну, родным — в Чибиряки?
Эта мысль понравилась Виктору. Решили тут же все закупить и отправить посылкой.
— Вот удивятся, что из Москвы… — как ребенок, радовался Виктор.
А Андрей, шагая за Дашей по бесконечным лестницам, мучительно размышлял, можно ли, удобно ли сделать подарок Даше, не обидится ли она? И что подарить? Духи, дамскую сумочку, шелковый платок? Но все это не подходило Даше, по мнению Андрея. Вдруг он решился, купил хорошенький портфельчик и, робея, протянул ей:
— Это тебе.
Даша удивилась:
— Ну, зачем это, Андрюша?..
Но подарок понравился. Она поблагодарила. Чтоб не отстать от приятеля, сделал ей подарок и Виктор — подарил какую-то брошку. И Андрей видел, как Даша вспыхнула от радости и тут же приколола брошку к груди, а потом все время на нее поглядывала. И Андрей знал, что теперь она и не расстанется с ней…
Была еще одна встреча в Москве, тоже крепко врезавшаяся в память Андрея и Виктора, и опять по-разному. Их, вместе с другими делегатами, позвал к себе в гости Никита Изотов. Он был теперь москвич, учился в Промакадемии, но земляков принял по-донбасски; была тут и квашеная капуста, и моченые яблоки, и огуречный рассол, и перец, как динамит, хоть запаливай, и пиво — по-шахтерски — в огромном графине. В квартире было тепло и уютно, но казалось Андрею, что тесно здесь Никите Изотову, как тесно было ему и в забое. Большой, просторный это был человек, и Андрей с невольным трепетом глядел на него. "Учится в академии… — думал он. — А тоже шахтер, как и мы… И немолодой".
— А что, Никита Алексеевич, трудно учиться-то? — спросил кто-то из земляков.
— Да, уголек было легче рубать! — смеясь, ответил Изотов. Потом посмотрел на всех, вздохнул и прибавил: — А учиться надо, надо!.. Особенно вам, ребятки, советую…
Виктор удивленно глядел на него. Такой богатырь, а за школьной партой. Да если б взялся он за молоток — он всех бы перекрыл! А он учится…
Виктор задумчиво отхлебнул пиво из стакана. "А может, так оно и следует теперь шахтерам?" — пришла неожиданная мысль.