Донгар – великий шаман

Кащеев Кирилл

– Я не Донгар! – успел выкрикнуть Пукы, но его никто не слушал.

Его тело швырнуло в воздух – он взвился в длинном прыжке. На лету отмахнулся рукавами парки – выпущенные в него стрелы бессильно отлетели в стороны. Приземлился прямо на голову одного из духов-охранников, вбивая его в снег. Ребром ладони снес острие направленного в него копья. Вырвал палку и обратным махом засветил по головам еще парочке противников. Короткий удар тупым концом копья в живот – последний из охранников Белого чума, стеная, свалился в снег. Пальцы Пукы с силой рванули занавесь – и мальчишка тяжело перевалился через порог.

– Ну

вот, а ты мялся-жался, однако! – довольно прогудел дух войны. – Я снова к твоим услугам, Кэлэни!

– Нет! – понимая, что внутренняя битва сейчас начнется сызнова, Пукы рванул к возлежащему на лавке Белому. – Господин шаман! Спасите меня, господин шаман!

Пукы склонился над лежащим шаманом, и слова застряли в горле. До горла закутанный в черные одежды, на лавке лежал Самсай-ойка. Отблески Голубого огня в чувале играли на его лысой голове.

– Что-то, гляжу, тебе нехорошо, парень, – вперив в Пукы взгляд своих черно-огненных глаз, прогудел Невидимый старик. – Может, помочь?

Он протянул тощую когтистую лапу – и по локоть сунул ее Пукы в грудь, что-то ощупывая изнутри. Пукы охватил ужас, смешанный с дикой яростью. У него и так внутри полно постороннего народу – только духа болезней не хватало!

Пукы отчаянно рванулся. Рука Самсая выскочила. Пукы схватил стоящий у стены шаманский бубен – мелкие духи с истошными взвизгами посыпались с него, – и со всей силы шарахнул Самсай-ойку по голове. Кожа бубна гулко треснула, и остов повис на шее у повелителя болезней.

– Бей Самсайку! – неожиданно заорал изнутри Хонт-Торум. – Нечего в мальчишку лезть, его и так мало, самим тесно!

Озверевший Пукы сорвал порванный бубен с головы Самсай-ойки. Дух болезней с испуганным воплем сорвался с лавки и дернул прочь из чума. Пукы помчался за ним.

Они выскочили наружу. Бегущий впереди Самсай вдруг начал истончаться – старик в черном одеянии медленно растворялся, превращаясь в облако черного дыма. Сейчас он унесется по ветру…

– Бубном его вяжи, бубном! – заорал изнутри Хонт.

В длинном прыжке Пукы нагнал повелителя болезней и надел на него прорванный бубен. Обод соскользнул нижнему духу до пояса – и с неожиданной для самого себя силой Пукы скрутил замысловатую загогулину. Черный дым рванулся – и опал, не в силах вырваться из пут. Еще мгновение – и дым сгустился, снова принимая обличье старика в черном. Гневно пялясь на Пукы мрачными провалами глаз, Невидимый старик отчаянно бился, пытаясь разорвать стиснувшие его путы.

С настоящим медвежьим ревом Пукы подскочил к нему, ухватил за пояс, поднял над головой и швырнул в снег. В руках его невесть откуда взялась деревянная лопата. С яростным рычаньем Пукы запрыгал вокруг, забрасывая связанного повелителя болезней снегом.

– Вот тебе! Вот! – приговаривал он, наваливая сугроб на скрученное тело.

Кажется, кто-то пытался его остановить – наверное, мелкие злобные духи, но Пукы лишь вкруговую отмахнулся, и рядом снова стало пусто. Самсай сперва еще дергался, словно надеясь вырваться, но потом затих. Вскоре возле шаманского чума возвышалась гора снега. Его бы еще водой облить, чтоб льдом схватился, – и повелитель болезней не вылезет больше, не станет добрых людей мучить.

Кажется, верхние духи услышали его – прямо рядом с ним возникло ведро с

уже подернутой ледком водой. Пукы рванул его на себя – и с размаху плеснул на сугроб. Раскатившаяся водная дорожка схватилась морозцем, превращаясь в ледяную.

– Эк ты его уделал, болезного! – всей грудью мальчишки вздохнул Хонт. – Ну и ладно! – бойко закончил он. – Сейчас еще Заику выселю – и совсем просторно будет! Тут-то мы с тобой, Донгар, и развернемся! Я – дух войны, ты – военный шаман…

– Я не военный! – завопил Пукы. Ноги его разъехались на льду.

– А! – Пукы испуганно открыл рот, замахал руками, пытаясь удержаться – и больно шлепнулся на задницу. Что-то вскипело внутри, словно подброшенное этим толчком, – и крохотная черно-красная фигурка рыбкой выскользнула изо рта, кубарем покатилась по льду, постепенно увеличиваясь в размерах. Но прежде чем она успела вырасти, Пукы уже был на ногах – и изо всех сил колотил по Хонту лопатой.

– Не будет… тебе… просторно! – раз за разом вколачивая крохотного Хонта в лед, орал мальчик. – Не развернешься! Я – не Донгар! Не Донгар!

– Если не Донгар – чего так дерешься? – отползая, визжал Хонт. – Донгар – он в войне понимал!

– А я не понимаю! – умело вертя лопату вокруг себя и лупя по духу войны то острием, то черенком, рявкнул Пукы. – И пленных не беру, ясно тебе, вражина?

С испуганным воплем дух войны рванулся вперед, выдираясь из-под настигающей его лопаты. Из спины его взметнулись перепончатые крылья. Пукы немедленно перехватил лопату, как копье, и с силой вогнал ее в крыло, пришпиливая Хонта ко льду. Дух войны заорал от боли, рванулся, раздирая перепонку в клочья. Тяжело взмыл. Неловко колотя по воздуху разорванным крылом, виляя и заваливаясь на бок, полетел прочь. Разъяренный Пукы метнул лопату ему вслед – дух войны едва успел нырнуть вниз, пропустив ее над собой.

Пукы взвыл:

– Промахнулся! А, Куль, промахнулся! Совсем разучился… – он осекся.

В наступившей тишине из его же собственных губ вырвался издевательский смешок.

– Разучился, г-говоришь? – протянул ехидный голос Кэлэни. – Ты ж вроде никогда и не умел, а, Пукы?

– Про тебя-то я и забыл, Кэлэни, – зловещим шепотом ответил мальчишка. – Молодец, что сам напомнил!

Пукы мстительно улыбнулся и, держа лопату наготове, сунул два пальца в рот.

Слова Кэлэни сменились хриплым испуганным бульканьем.

Свиток 22

О том, что бывает, если в голове все дома и еще куча гостей

– Очнись, Пукы! Да очнись же ты! – в дрожащем голосе явственно слышались слезы.

Пукы еще разок встряхнули за плечи – голова безвольно мотнулась туда-сюда. Холодная маленькая ладошка хлестко прошлась по его щекам.

– Ничего не помогает, – растерянно пробормотал девчоночий голос. – Может, снега ему за шиворот напихать?

– Не надо, – промямлил Пукы, с трудом разлепляя веки. Перед глазами все плыло и кувыркалось. Сторожевая башенка на ледяной стене побежала вправо, побежала влево, остановилась, шатаясь туда-сюда – будто хмельной араки перебрала. Нежное мерцание Ночного снега вспыхивало пятнами – мерзкими, как болотная гниль. И привкус во рту – словно болотной жижи наглотался и гнусом закусил. Лицо стоящей перед ним Нямки то появлялось, то пропадало.