Донор
Шрифт:
– Он всегда так с-спит, когда пьян, чтобы не растрепались волосы, которыми прикрыта лысина. Горелик! Поднимайте его.
– БД, - шепотом сказал Горелик, - он, похоже, мертв.
Теряя от страха сознание, я встал на колени, и расстегнул рубаху, пытаясь найти место на груди или животе, куда вошла пуля. Где-то в самых кончиках пальцев я почувствовал надежду на то, что все это ерунда и никакой пули нет. Это шок или обморок, или что-то еще, думал я, забыв, что врач и что Пол просто так никогда не ляжет на пол, даже если очень пьян.
– Я н-не нахожу входного отверстия, -
– Он жив!
– Твердо произнес я, стараясь убедить себя, поднимая рукой веки Пола и держа вторую на сонной артерии.
– Грэг! Д-дышите ему в рот. П-позже вас сменят. Если Горелик в течение получаса обеспечит готовность операционной, всех приводов, всех систем слежения, кардиосинхронизаторов, двух-трех искуственных желудочков сердца с наборами магистралей, не меньше двух литров донорской крови, у него, как у меня, вторая, резус-положительная, аппарат искусственного кровообращения, - я на секунду остановился, пораженный тем, что перестал заикаться, - мы его спасем!
– Несите в машину!
– Продолжал командовать я.
– Повезет Горелик, включив фары и сигналя, как на свадьбе.
– Где взять систему для переливания?
– Спросил кто-то, и я сразу вспомнил про багажник Зямы, всегда набитый хирургическим инвентарем.
– Зяма!
– заорал я.
– Если притащите систему, буду вечно вам ноги мыть... Ему надо ввести наркотики внутривенно. Пожалуйста. Я закрою глаза, когда вы будете доставать их из машины.
– А чем зарядить систему?
– Спросил кто-то.
– Неважно, чем... хоть боржоми. Он не станет привередничать. Его надо довезти до лаборатории.
– В соседнем доме аптека!
– Встрял Грегори, такой же мертвенно-бледный, как Пол.
– Я сквозану?
– Нечего спрашивать. Сквозите! Только имейте в виду: в пять утра аптека может быть закрыта. Разбейте оконное стекло или выломайте дверь. Не трусьте! Берите любые растворы, лучше низкомолекулярные и пару флаконов гепарина. Если возникнут проблемы с милицией, присылайте ее сюда.
– Стоп, стоп!
– Внезапно остановил я все движение.
– Здесь должен быть лед: на кухне или на складе, или где-то еще. Где буфетчик? У вас есть лед? Хорошо. Девки! Разбитый лед - в мешки и обложите его хорошенько...
Я повернулся к Горелику.
– Кто-то должен найти телефон и позвонить в лабораторию и в милицию. Пусть готовят операционную. Прежде, чем он попадет на стол и прежде, чем мы убедимся, что ничем не можем ему помочь, все должно быть готово к операции.
– Мы уже опоздали, БД.
– Горелик говорил, поглядывая на публику, снующую вокруг Пола, лежащего на грязном полу. Лаборантка привычно фиксировала катетер в локтевой вене неизвестно откуда появившимся лейкопластырем.
– Сейчас эти дурни и вправду зальют в систему боржоми... Пусть льют. Он любил запивать чачу боржоми.
Появился Грегори с пакетом, набитым бутылками с глюкозой и физиологическим раствором.
–
– сказал подошедший Кузьма, стараясь не смотреть мне в глаза.
– Ты не должен ставить эксперименты на нем.
"Почему мы все перестали называть Пола по имени," - подумал я и сказал:
– Ты что, врач "скорой"? Сейчас не время давать советы.
– БД, - подключился Горелик, - вам никто не простит, если он останется на столе, даже если все будут знать, что вы оперировали мертвого и не сотворили чуда. А что скажет его мать, Саломея, его жена, дети? Они никогда не позволят оперировать его... даже мертвого.
– Я позвоню Саломее сам. Нет, меня на это не хватит. Мне нужны силы для операции. Пусть позвонит Этери и вызовет их в институт, - сказал я. Спешите! Может быть, мы и вправду готовим эксперимент, но у нас нет выбора... Он выживет, если мы все сделаем быстро и без ошибок... Тогда мы получим еще и веский аргумент в пользу применения имплантируемых устройств для вспомогательного кровообращения.
– Вы хотите имплантировать ему соковыжималку?
– закричал Горелик.
– Вы сошли с ума! Вам никто не позволит!
– А о чем я толкую все время... Поезжайте, Горелик!
– Отвернулся я и тут же вспомнил.
– - Где Этери? Я хочу знать, где она?
Лаборантка в углу принялась усердно поднимать упавшие стулья, повернувшись ко мне спиной.
– Кэтино! Где Этери? Отвечай!
– Этери ушла с теми парнями, БД, - сказал подошедший Грегори.
– Как, ушла? Ее увели силой? Она кричала?
– Сыпал я вопросами, понимая, что произошло что-то ужасное еще.
Грегори старался не смотреть на меня.
– - Она пошла с ними сама, и тот главный, что стрелял в вас, а попал в Пола, обнимал ее за плечи.
Глава 9. Пол: биотехническая система, живущая на операционном столе
– Борис Дмитрич, я не знаю, что делать! Я чувствую, что умираю вместе с ним.
Мать Пола сидела на краешке кресла в моем кабинете, судорожно затягиваясь сигаретой, кашляя и смахивая со щек ручьи слез.
– Вы знаете, как он вас любит и как соглашается с вами во всем.
– Саломея! Я не могу его с-спросить... Он в наркозе, а до этого был без сознания. Мы теряем время. Есть шанс вернуть его с того света, и вы должны позволить мне сделать это: вскрыть грудную клетку, зашить раны, остановить кровотечение и подключить искусственный желудочек, потому что собственное сердце вашего сына не с-справится с поддержанием адекватной циркуляции.
– Тот, который вы пришиваете ослам и козам?!
– Бросила Полова жена, отойдя от окна.
Саломея сидела на кончике кресла, тихо плача и раскачиваясь, а жена Пола в странном трансе шепотом говорила сама с собой.
– Саломея! Я не могу начать операцию без вашего с-согласия, - продолжил я.
– Закон запрещает оперировать без согласия родственников. Особенно делать то, что мы собираемся сейчас сделать с вашим сыном.
Тишина, стоявшая в кабинете, давила, пригибая к полу. Я знал, что сейчас обе женщина мучительно примеряют мои слова на весь свой жизненный опыт, на местные традиции и бог знает еще на что.