Донор
Шрифт:
Было холодно, пахло застоялой мочой, старыми рвотными массами, немытым человеческим телом и чем-то еще, совершенно гнусным, не поддающимся определению. В дальнем углу чердака располагался стол, сколоченный из необструганных, покрытых корой, вокруг которого на пластмассовых коробках из-под кока-колы сидела дюжина мужчин и женщин, укутанных в пледы и старые одеяла. Стол был заставлен початыми бутылками с выпивкой и странной едой, похожей на салат. Я увидел большую прямоугольную бутылку с "Бурбоном", стоящую против пустующего стула темного дерева с высокой резной спинкой и подлокотниками. Все говорили одновременно. Некоторые обнимались...
– Похоже, я попал на вечеринку бродяг, - подумал я, не зная, куда себя деть, и увидел Этери, которая внимательно разглядывала могучего старика, принародно трахавшего свою подружку.
Но вот он закончил и стал натягивать толстые, громко шуршащие джинсы, пока его подружка поодаль приводила себя в порядок. Она делала это настолько элегантно и непринужденно, что заморыш в солдатской шапке застыл с открытым ртом, любуясь, как и я, необычной и так хорошо знакомой пластикой тела под ворохом грязных одежд.
– Они все одинаковы, парень, поэтому так легко узнаваемы, - услышал я собственный голос.
– Разница только в цвете волос, г-глаз, может, некоторых деталях лица и тела.
Я смотрел по сторонам, пытаясь найти источник звука. Старик улыбнулся и посмотрел на меня, я вдруг узнал его, и волосы у меня на голове зашевелились. Я даже провел рукой по волосам, чтобы убедиться в этом
Открытие было настолько невероятным, что я почти физически ощутил, как меня заваливает мощный камнепад из рушащихся жизненных устоев, привычных правил, обычаев и порядков, из-под которого мне уже не выбраться.
Я пришел в себя сидя за столом. Старик, заботливо склонившись, совал мне в руки бутылку с "Бурбоном". Публика, перестав болтать, внимательно разглядывала меня. Я посмотрел на старика и тут же почувствовал, что опять попадаю под камнепад. Однако на этот раз старик не стал отпускать меня так далеко. Он сунул горлышко бутылки мне в рот, я сделал глоток.
– People are always in the market for entertainment, - смог пошутить я.
– They think they have the game in the bag, - улыбаясь ответил старик, и я, наконец, без ужаса и содроганья взглянул на него...
– Не может быть!
– кричало все во мне, и я замер, напрягшись, ожидая услышать успокаивающий голос Этери: - "Просыпайтесь, БД!"
– Это п-правда, п-парень!
– старик улыбался, обнимая меня за плечи. Эта ж-ж-жизнь не так уж и плоха, поверь, - продолжал он.
– Мне все чаще кажется, что я счастлив здесь. Понимаешь, счастлив...
Я почувствовал, как мощный поток любви и нежности к старику, не утратившему самонадеянности и самодостаточности, которая выделяет тебя из любой толпы, захватил меня и понес вместе с ним, и, чем дальше нес нас поток, тем сильнее и острее чувствовали мы связь друг с другом, пока, наконец, не поняли, что мы - двое, такие разные и похожие, со всеми своими успехами, неуспехами, счастьями и несчастьями...
– Are you going to take her?
– спросил старик, кивнув на свою подружку, и та перестала задергивать молнии на сапогах, выжидательно глядя на меня.
– Нет, нет! Спасибо!
– Заторопился я.
– Принародно у меня не получится.
– Ты сам говорил, что хорошее воспитание - это умение переносить плохое воспитание других!
– Это не я... Вольтер .
– Я знаю, - улыбнулся старик.
– Нас не видят. Для них мы сидим за столом и п-пьем виски. Возьми ее. Это
– Don't do it if you can't keep it up, - сопротивлялся я, понимая, что он прав.
– Это царский подарок, - настаивал он.
– Что еще я мог бы тебе предложить? Д-деньги, к-которых у меня нет и которые там тебе не нужны, подержанный "Mercedes", который не положишь в карман, поход в театр или местный Музей Революции или нестандартное решение проблемы консервации органов?
Старик отпил из бутылки с "Бурбоном" и продолжал:
– В-возможно, тебе сегодняшнему все это покажется дурным сном, но завтра ты будешь смотреть иначе. Вспомни, как ты сам морочил головы: "Вечных истин нет. У каждой, как у лекарств, свой срок годности". Вечные истины есть. Но не те, привычные и хорошо знакомые каждому прилежному школьнику, о которых ты подумал сейчас... Ты узнаешь их позже, когда станешь мной...
– Н-никогда!
– Заортачился я, а старик не унимался:
– Узнаешь... А моим подарком мы будем наслаждаться вместе и порознь, одновременно и с перерывом в десяток лет. Прошлое не мертво. Оно даже не прошлое. Наши девки дали нам возможность встретиться. Помни, мальчик: человек получает от Бога свое тело в наем и, если пользуется плохо, выселяется.
– К-как ее зовут?
– спросил я.
– Арта... М-можешь называть ее Этери. Все равно... Как я и ты. Просто между ними нет хронологической разницы.
– А пожилой, сильно пьяный красноармеец со звездой на шапке? Он тоже не видит нас?
– спросил я, все еще колеблясь.
– Видит, - сказал Старик, - и думает, что это сон, и утром он все забудет.
– Арта? Здравствуйте!
– сказал я, подходя к молодой женщине с синеватым от пьянства, порочным и прекрасным лицом аристократки и ярким зеленым глазом, второй был плотно прикрыт обширной гематомой.
– Я БД!
– Знаю, - ответила она.
– Мы будем теперь видится чаще...
Она нагнулась, разом освободившись от одежд, и прекрасное тело вновь засияло странной белизной в полумраке чердака. Железы внутренней секреции молнеиносно отреагировали, выбросив в кровь тестостерон, и я, по макушку набитый гормонами, почувствовал, как желание неудержимо тащит меня к этой немытой, избитой и только что оттраханной кем-то женщине.
Я взглянул на Этери, продолжавшую пялиться на старика, и спросил смущенно, стыдясь собственной щепетильности:
– Зачем это, Honey? Где сверхзадача вечеринки без табу этих жутких персонажей? Неужели ты режиссер, или мы оба актеры: бездарные и всеядные?
– Вы не в лаборатории, БД. С вас не потребуют отчета или статьи в журнал "Грудная хирургия"... Вас всегда интересовал эксперимент больше, чем его результаты. Вы - в эксперименте. Набирайтесь опыта.
– Куда подевались запахи?
– Успел подумать я, осторожно коснувшись рукой влажной промежности.
– Выпрямись, Арта и пусти меня в кресло. Теперь садись... верхом. У нас мало времени. Пусть подойдут Старик и Этери, и мы все, вчетвером займемся д-делом. Нужно уметь делать глупости, которые требует от нас природа.