Доноры за доллары
Шрифт:
– Ой, Кир! Ну, перестань сопли здесь разводить! Он уже старенький, больной, он тебе сам спасибо скажет.
– Люда, я не убийца! Пойми ты...
– Но тебе же не нужно будет его резать или душить. Просто – чик! – и он спит себе спокойно вечным сном. Киря, ну ты что, как маленький?
Он вздохнул и повернул к ней лицо:
– Люда, ты меня правда любишь?
После встречи с братом Ураева я отыскал Чехова и все ему доложил. Он медленно кивал, выслушав мои
– Адрес этой квартиры в Теплом Стане и адрес фирмы «Эдельвейс» с собой?
Я осекся на половине слова и достал свой блокнот. Чехов посмотрел на записи и снова кивнул.
– Записывать не будете?
– Так запомню. У меня хоть и язва, но ни в коем случае не склероз, – проворчал он. – Все, завтра выписываюсь.
– Так быстро? – изумился я. – И кто же вас отпускает?
– Я сам себя отпускаю. И вам тоже советую здесь долго не залеживаться. Гляди, Ладыгин, а то твои кровожадные коллеги устроят тебе ампутацию головы!
– Ну и юмор у вас, Юрий Николаевич, – пробормотал я в ответ, с осторожностью трогая голову, которая пока, слава богу, была при мне.
– Ладно, не бойся – ты теперь под моей защитой. Случись чего, от вашей тухлой конторы кирпича не останется! Те двое, которые тебя подобрали, – они где?
– Не знаю, я их просил найти меня, но они не появлялись.
– Плохо. Они, возможно, могли бы опознать тех бойцов, которые тебя отделали.
– Вряд ли, Юрий Николаевич. Темновато тогда было.
– Ну, а вдруг... надеюсь, ты посоветовал Ураеву-младшему подать в розыск?
– Нет, не додумался. А что, это необходимо?
– Странный ты, Ладыгин. Тебе что важнее – друга спасти или в Шерлока Холмса поиграться? Пока мы с тобой будем вести расследование по-своему, пусть ребята из уголовки тоже поработают – у них это неплохо получается. А мы с тобой, так и быть, со своей стороны будем приближать наступление счастливого момента ликвидации всей шайки-лейки. Понял, болезный? – Он скрипуче засмеялся и вышел из палаты.
После того как Чехов скрылся за дверью, я стал представлять себе, каким образом он будет выбираться из нашей строгой клиники. Наверное, через забор, в пижаме и тапках. Я так живо представил себе пыжащегося коренастого Чехова, висящего на заборе вниз головой, что даже покатился со смеху.
Тут вошел Воробьев с горстью каких-то очередных пилюль для меня:
– Я смотрю, ты тут идешь на поправку. Вон и настроение у тебя приподнятое.
– Я, Коля, сегодня выписаться хочу, – мечтательно заявил ему я.
– Как так? Кто разрешил? – Воробьев стал в позу и начал изображать из себя авторитетного врача.
Я опять посмеялся.
– Николай, ты только строгого дядьку тут со мной не разыгрывай. Своей выпяченной
Он возмущенно фыркнул.
– А посему, – продолжал я, – нечего изображать здесь из себя полковую лошадь. Иди лучше напиши другу заключение. Что, мол, практически здоров и лечение рекомендуется продолжать амбулаторно.
– Ты взбесился, Ладыгин? Какое амбулаторно? Тебе еще лежать и лежать! О возможности рецидивов слышал, поди, в институте проходили, а? – совершенно разобиделся Николай.
– Друг, дорогой! Я тебя как человека прошу – выпусти меня отсюда! У меня там дел невпроворот, злодеи на воле гуляют, а я...
– О! Глеб Жеглов выискался!
Не устаю удивляться богатству возможных сравнений меня с разнообразными детективными персонажами...
– Не, Воробьев, ну, правда, по-хорошему прошу. Мне очень надо. Обещаю тебя во всем слушаться и выполнять все твои рекомендации досконально.
Воробьев был человек очень мягкий. Я знал, что стоит мне немного поныть и поупорствовать – и он непременно на все согласится. Такой он был человек.
Так, в конечном счете, и произошло.
Сдавая больничные вещи, я старался не думать, как расстраиваю своего друга. И дал себе слово, что, после того как все закончится, обязательно лягу к нему на профилактику – и пусть он делает со мной все, что хочет.
Я сразу же спустился к себе в кабинет и даже немного обрадовался, застав Инночку, сидящую за моим компьютером. Она почему-то покраснела и поднялась.
– Здравствуйте, Владимир Сергеевич, – пролепетала она. – Вас уже выписали?
– Да, дорогуша, да! Ваш любимый босс снова на своем рабочем месте – покалеченный, но не побежденный! Не могли бы вы мне сделать чаю, например? Кофе мне Воробьев почему-то пока запретил, – благодушествовал я от удовольствия снова оказаться в стенах своего уютного кабинета.
Она проворно поспешила к двери.
– И себе, кстати, сделайте чашечку, – крикнул я ей вслед.
Пользуясь тем, что она ушла, я полез в свой стол, посмотреть на надежно спрятанную там карточку. Ее не было.
Чехов припарковал свой старый «Москвич» у парка с твердым намерением перекусить в «Макдоналдсе». Потом ему вспомнилась недолеченная язва, и он затосковал.
– О, блин! Даже после тяжкого дня не расслабишься! – ругнулся он, позавидовав беспечным подросткам, жующим на ходу чипсы.
Он подвел итоги дня. Осмотр квартиры, на которой отсиживался Ураев до своего исчезновения, ничего не дал. Квартира как квартира – в меру грязная, в меру запущенная, и никаких следов пребывания посторонних.