Доносчики в истории России и СССР

Игнатов Владимир Дмитриевич

8 июня 1933 г. Из протокола допроса обвиняемого Коняева М.М. «Факт моего раскрытия себя как секретного работника в органах ОГПУ действительно имеет место. В октябре 1932 г. я отказался от секретной работы в органах ОГПУ о чем даю письменное заявление, что не желаю помогать органам ОГПУ ибо не считаю это нужным. После этого в одну из церковных служб, будучи наедине со священником Кожевниковым В.А., я ему рассказал, что я секретно работал в ОГПУ, давал разные сведения, но решил по слабости здоровья бросить эту работу, о чем уже подал заявление. Больше никакого разговора не было, но я его просил оставить это мое сообщение в секрете. Вину свою в этом преступлении я признаю. Через некоторое время Кожевников меня попросил отслужить без него службу, так как его вызывают в ОГПУ, а возвратившись оттуда, он говорил, что его там долго держали, но по какому вопросу он не сказал. Хочу добавить, что мой рассказ Кожевникову о моей секретной работе в ОГПУ был вызван им самим. Он откуда-то узнал, что я ходил в

ОГПУ, пристал ко мне. “Зачем Вы ходили?” Добавил к этому: “Между нами не должно быть тайны, вот здесь мы с Вами в алтаре — это гарантия, что я никому не передам о нашем разговоре”. И после этого я рассказал ему вышеуказанное мною. Виноват я и в том, что даже несмотря на просьбы уполномоченного ОГПУ, до ноября 1932 г. (когда я написал заявление об отказе от секретного работника), я не сообщал известных мне фактов преступных действий ряда лиц, в частности: о сопротивлении церковного совета и актива общины в вопросе передачи церкви горсовету, собирании дутых подписей (от сельских и др. не членов общины), за отстаивание церкви и организации дежурств при церкви для оказания сопротивления при закрытии церкви. Больше показать ничего не могу, протокол верен прочитан мне, в чем и подписуюсь».

30 июня 1933 г. Из показания обвиняемого Коняева М.М.

«Об окончании следствия по моему делу мне объявлено. Виновным себя в предъявленном мне обвинении — нарушении-невыполнении данной мной подписки органам ОГПУ, как секретным работником ГПУ и раскрытии себя как секретного] /работника ряду лиц — признаю. Протокол зачитан мне, составлен верно, в чем и расписуюсь».

1933 г. «Характеристика на спецосведома по духовенству “Верующий”».

Священник — благочинный тихоновской ориентации. Образование — двухклассное училище, 56 лет, служащий религиозного культа с 1909 года. Завербован 8 октября 1927 г., за исключением биографических данных и материалов справочного характера ничего не давал. Имея большой авторитет среди местного духовенства, и состоя в конфиденциальной переписке с епископом, скрывал от органов ОГПУ известные ему, а/с действия.

За последние два года от явок уклонялся с явной целью расконспирировать ее [т.е. работу], что, в конце концов, и сделал — раскрыв свою работу в органах ОГПУ ряду лиц. В октябре 1932 г. в категорической форме от сотрудничества с органами ОГПУ отказался, дав письменную подписку, репрессирован как руководитель к. р. Организации».

(Священник Коняев М.М. арестован 14.IV. 1933 г., 29.Х. 1933 — осужден к трем годам ссылки. Дальнейшая его судьба неизвестна.) Из материалов дела на Одинцову У.М.

28 июня 1933 г. Из показания обвиняемой Одинцовой У.М.

«В конце 1931 г., будучи освобожденной из-под стражи (привлекалась за хранение 30 или 40 р[ублей] серебра), я дала Березников[скому] ГПУ подписку, что буду сообщать в ГПУ о всех мне известных фактах а/с агитации и деятельности монашек и духовенства. В продолжение 1932 г. при моих свиданиях с уполн. ГПУ я не сообщала о ряде известных мне фактов, а/с деятельности, а в 1933 г., несмотря на вызовы, совсем не являлась. Признаюсь, что, как я уже показала в предыд. показаниях, я не сообщала в ГПУ о том, что в ограде церкви собирались люди охранять храм, т.е. факт возбуждения религ. населения, о том, что в церкви был организован сбор подписей за не отдачу церкви, что ходатайства писались б/гор[одским] головой Колесниковым, что священник Коняев ведет а/с агитацию. Также не сообщила, что в церк. совете свящ. Коняева подозревали в службе в ГПУ, так как одна из женщин (мне неизвестных) мне передавала, что она видела, как Коняев заходил в ГПУ, а я об этом сказала другим. Также и Коняеву самому сказала, что о нем говорят. И тут же сообщила ему, что и сама уже два раза была в ГПУ, но зачем я там была, я ему не говорила. Виновной себя в предъявленном мне обвинении — в нарушении и невыполнении данной мной органами ОГПУ подписки, раскрытии этой тайны и не сообщении известных мне фактов, а/с деятельности — признаю. Больше показать ничего не могу, протокол составлен, верно, прочитан мне, в чем и подпи-суюсь. 1933 г.». «Характеристика на спецосведома по духовенству “Ануфриева” [агентурная фамилия]. Сторожиха церкви, б[ывшая] монашка, малограмотная по образованию, но крайне толковая, — пользовалась церковью по разным покупкам свеч, крестиков и т.д. Неоднократно ездила в Москву — лично виделась с патриархом, 51 года. Завербована в декабре 1931 года при освобождении из-под стражи (сдала 40 руб. серебра). В работе себя не проявила, от явок уклонялась, не сообщая о ряде а. с. действий духовенства и монашек. Репрессирована как активный член кр. группировки» ^{126} .

Свои осведомители были и в Рабоче-крестьянской милиции. Особенности работы с милицейской агентурой изложены, например, в инструкции Череповецкой губернской милиции о создании осведомительской сети. Эту инструкцию обнаружил в архиве Череповецкого центра хранения документации и опубликовал журналист Сергей Кононов ^{127} .

В 1925 году Череповец был губернским городом со всеми губернскими институтами, в том числе и губернской милицией, которая руководила уездными милициями, а те в свою очередь —

волостными. Каждая волостная милиция для эффективной борьбы с преступлениями должна была создать свою законспирированную осведомительскую сеть. Таким образом, обеспечивался сбор информации о криминальной обстановке в волости, что позволяло своевременно принимать меры по пресечению преступлений, а иногда выявлять их даже на стадии замысла. Опубликованный документ, подписанный начальником Административного отдела Череповецкого Губисполкома Макаровым, называется «Инструкция о негласном наблюдении при Волмилициях» и излагает методику организации агентурной работы милиции середины 20-х годов. В инструкции сказано, что «негласными осведомителями являются граждане, дающие Вол милиции сведения об отдельных преступлениях и о лицах, принадлежащих к преступному миру. Осведомители на службе в Волмилиции не состоят, получают за свои сообщения разовые вознаграждения, и не меняют для негласной деятельности своей профессии или обычных занятий». «…Осведомление является щупальцами Волмилиции, при помощи, которых она может схватить и узнать все, что, будучи преступным, и еще не выявило себя вовне и остается пока скрытой от карательных органов Советской власти». «Ввиду такой важности осведомления, как способа борьбы с преступностью наиболее пригодного для предупреждения и пресечения готовящихся преступлений, на начальников Волмилиций возлагается обязанность насаждения в своей волости осведомительской сети: а/ в каждой деревне; б/ в кредитном товариществе; в/ в кооперации; г/ в госучреждениях и предприятиях, в особенности в тех из них, которые ведают изготовлением, хранением и распределением государственного денежного и материального капитала (заводы, фабрики, склады и т.д.). В особенности в тех районах, где наиболее отмечается преступность». В инструкции подчеркивалось, что «осведомление насаждается в преступных организациях и сообществах (шайки, банды, притоны, отдельные хутора и т.д.), где может обитаться или обитается преступный мир».

Руководитель осведомительской сети назначался начальником милиции. «Руководители осведомления обязаны иметь сведения о безопасности Советских учреждений, фабрик, заводов, складов и т.п. в смысле угрозы им от преступной деятельности или бесхозяйственности ведения в них дела, облегчающего таковую, а также сведения о преступной деятельности или преступных намерениях, как отдельных личностей, так и групп и сообществ, имеющих уголовное прошлое и определенную преступную квалификацию (бандиты, стопщики, домушники, клюквенники, темщики, голубятники, взломщики, фальшивомонетчики и проч.)». Руководителю осведомительской сети предписывалось инструктировать осведомителей только словесно, не передавать им никаких письменных материалов и документов, однако посвящать негласных работников в суть дела, ориентировать их в обстановке и направлениях розыска.

Сведения, сообщенные осведомителями, обобщались в специальных сводках и систематизировались по отдельным видам преступлений — бандитизм, изготовление и распространение фальшивых денежных знаков, грабежи, квартирные кражи…

После анализа сводок начальник волостной милиции выносил решение о принятии мер.

Вот так, например, выглядела сводка Устюженской волостной милиции от 1 сентября 1925 года.

«Выписка из сводки от 1/9.25 г. № 2.

От осведомителя “ИВАНОВА”. “Сообщаю, что в деревне Окунево скрываются неизвестные лица, по сведениям конокрады, которые отлучаются неизвестно куда и снова возвращаются к вышеозначенному гр-ну, о чем и сообщаю”. С подлинным верно: Начволмилиции.

Поручено осведомителю Иванову выяснить личности неизвестных лиц, установить наблюдение и сообщить в волмилицию.

(подпись Нач-ка Волмилиции)».

При вербовке осведомителей волостные милиционеры должны были исходить из того, что осведомители выполняют государственную функцию по борьбе с преступностью, поэтому к их выбору нужно относиться весьма осторожно. Необходимо, чтобы осведомитель принадлежал к «освещаемой» группе. До вербовки он должен быть проверен на «профпригодность» и возможность добывания необходимых сведений.

В качестве осведомителей инструкция рекомендовала вербовать:

«а) служащих учреждений хозяйственного характера, их секретарей, делопроизводителей, машинисток, счетоводов, разносных торговцев и вообще, лиц, по роду своих занятий проводящих большую часть времени на улице; б) в некоторых случаях, лиц, уже прошедших уголовный розыск и, известных преступной деятельностью, как, например: карманных воров, домушников, чердачников, аферистов, мошенников, клюквенников, конокрадов, взломщиков, стопщиков и другие категории преступников, могущие дать ценные сведения, ввиду их принадлежности к преступному миру (но последнее должно производиться с разрешения нач. УТРО)».

При вербовке осведомителей из преступной среды рекомендовалось придерживаться определенной тактики: «…При вербовке преступного элемента надо стараться ставить себя в такое положение, чтобы вызвать личные желания и предложения, со стороны вербуемого быть осведомителем, тогда руководитель будет находиться в выгодном для себя положении, имея возможность соглашаться или не соглашаться на сделанное ему предложение, ставить свои условия, предупреждающие возможность предательства, и, вообще, использовать для осведомления все слабые стороны».