Допельдон, или О чем думает мужчина?
Шрифт:
А вот насчет того, что я соскучился, это было не глупость. Скука и тоска родились внутри меня вдруг, ни откуда, вместо возмущения по поводу безобразного поведения сына и… вместе с «допельдоном!» Мне даже показалось, что это слово было только что произнесено в трубке.
Я переспрашиваю.
— Что? Что ты только что сказала?
— Ничего, — говорит она чуть приглушенным голосом, — Я тоже по тебе очень соскучилась! Очень! Очень!
Я чувствую, как будто кто-то грубо сжимает мою грудь. Как так можно? Ну как? Почему она говорит мне это, когда находится за тысячи километров от меня, и никогда, когда я бываю с ней рядом.
В одно мгновение внутри меня проносится целая гамма чувств. И для того, чтобы разобраться в них, мне нужен ни один тихий вечер. Мне это понятно как ясный день, поэтому перевожу разговор на более приземленные темы.
— Я приеду вас встречать! Как обычно!
Ольга смеется.
— Только без фанатизма, пожалуйста!
— Ну, как всегда, — отвечаю я шутя. — Цветы, духовой оркестр, клоуны.
Ольга знает, что я могу такое устроить, поэтому воспринимает все очень серьезно. Надувает губу.
— Тогда я не приеду!
— Нет уж, лучше приезжайте! Ограничусь цветами!
— Ну хорошо. Тогда пока!
— Пока! Держите телефон рядом, я Вам еще позвоню.
— Только не сегодня. Ладно. Мы так устали.
— Хорошо. Пока.
— Пока.
Форточка закрывается, обрывая детский смех на заднем фоне. Остаются только ласточки и сигаретный огонек внутри машины. Где я? Что со мной? Мне нужно несколько секунд, чтобы прийти в себя. Так по кому я соскучился? По сыну? По жене? Или по ним обоим? А как же Марина?
Допельдон? Слышал ли я его в трубке? Может, это кто-то вклинился в наш разговор. И сказал это слово нам обоим? Я знаю, такое бывает.
Сажусь в машину. В салоне работает радио. Значит, Марина не слышала моего разговора. На душе сразу становится легче. Почему так? Не важно. Так проще. Не надо ничего объяснять.
Но она и не требует никаких объяснений, просто спрашивает:
— Поговорил?
— Да. Все нормально.
— А с женой?
Блин! Ну почему Марина это спросила? Нет, теперь ясно, что она не слышала разговора, но зачем это спросила? Мучительно соображаю, что же сказать. Правду или соврать?! И решаю соврать.
— Нет, — рисуют мои губы. — Ее не было рядом.
«Хорошо, что сейчас темно и не видно моих глаз!»
Огонек разгорается. Марина затягивается и выпускает изо рта сигаретный дым.
— Странно, а что же ты не позвал жену?
— Не хотел.
Снова огонек разгорается, и пепел падает Марине на платье. Она ругается и начинает отряхаться, а я пользуюсь моментом и увожу разговор в сторону.
— Ты слышала стук пальцев по стеклу?
— Какой стук? — вздрагивает Марина.
— Ну перед тем, как зазвонил телефон, кто-то постучал в стекло.
Марина смотрит на меня. Я не вижу ее выражения лица, только контур.
— Что за ерунду ты несешь? Какой стук? Я ничего не слышала!
— Странно. Значит, мне показалось!
И в этот момент в заднее стекло машины снова забарабанили. Тук! Тук! Тук! Бум. Мы оборачиваемся одновременно, и теперь уже вдвоем видим только тонкую черную полоску неба. И звезды. Эта сторона неба была противоположна закату, поэтому цвет неба был иссиня-черный, и звезды на нем были особенно яркими.
Но небо и звезды — это было единственным, что смотрело на нас в окно. Марина вздрагивает и протягивает руку к ключу зажигания.
— Поехали отсюда скорее. Мне страшно.
— Погоди, — останавливаю я ее. — Надо же понять, что это?
— Не хочу. Мне это не надо. Мне страшно. Ты понимаешь. Страшно.
Она срывается на крик и все же заводит машину. Вместе с двигателем вспыхивают фары, и мне сразу все становится ясно.
Жуки! Майские или июньские! Уж не знаю, какие, если учитывать, что на дворе август! Именно за ними гонялись ласточки в темноте, и некоторые жуки, уходя от погони, не замечали машины и врезались в ее стекла, а когда включились фары, жуки все буквально ломанулись на свет и просто атаковали наши окна.
Это было необыкновенное зрелище. Два мощных потока света разрезают темноту — и в эти потоки со всех сторон устремляются мириады насекомых. Комаров, мошкары.
Ласточки, почувствовав легкую добычу, кричат еще сильнее. Они, как пикировщики, влетают в световые лучи, выхватывая из него свою законную добычу.
Машина пятится назад, увлекая за собой все эту жужжащую свору, затем разворачивается и выезжает на пустую трассу.
Разговор ни о чем
Мы молчим. Наш отъезд напоминает бегство. Как будто мы были застигнуты на месте какого-то преступления, но успели скрыться. И именно поэтому мы молчим. Едем и молчим.
Машина летит по пустынной ночной трассе, и Шнур, надрываясь, торопится сообщить нам, что он — распиздяй. Марина курит.
Перекресток. Марина поворачивает в сторону моего дома.
— Ты куда? — разрываю я наше молчание.
— Отвезу тебя домой!
— А ты разве не хочешь оставить меня у себя?
— Не получится. Свекор вернулся.
Кладу Марине на колено свою руку.
— Все равно, я не могу допустить того, чтобы моя принцесса шла домой одна. Давай поставим машину, я тебе провожу, и мы вызовем такси.
— Хорошо!
Марина сворачивает в первый правый поворот — и машина уже несет по узким городским улочкам. Принцесса продолжает молчать, и мне это начинает не нравиться. Не люблю ездить вместе с ней молча, как будто связь между нами разрывается, и Марина тут же становиться далекой-далекой.
— О чем ты думаешь?